Зимние ночи в нашем районе всегда сияли ярче любой другой — кроме, разве что, Хэллоуина. Многие не выключали развешенные гирлянды и другие дурацкие украшения круглые сутки, будто безмолвно соревновались в состязании без призов и победителей. Может, кто-то и правда смотрел на соседский коттедж, и думал: «Билли поставил две наряженные елки во двор. Мне нужно поставить три». Но надо отдать им всем должное — когда я иду мимо новогоднего карнавала, то забываю о прошлом, перестаю думать о будущем и крепко держусь за две елки во дворе у Билли Фостера, человека с самым ровным газоном во всей Небраске.
— Что, даже с ананасами?
— Фу-у-у, ну ты и извращенец!
— А говорила, что не привереда.
— Что угодно, только не это!
— Что угодно?
Я поравнялся с Блэквелл и, пока она загляделась на меня в ожидании продолжения, подгадал момент и резко поставил подножку.
— Эй, ты жива? — я присел возле сугроба, где распласталась Фелис и прикинулась потерявшей сознание. Но в итоге она меня переиграла, и когда я на мгновение отвернулся, то получил в лицо кучей снега.
Я не помнил, когда в последний раз носился по улице и кидал снежки в кого-нибудь. Забыл, как быстро вымокает одежда, ветер сквозит, и все коченеет, но ты продолжаешь бегать как идиот и смеяться. Жаль, тогда я мог лепить комки и бросаться ими без остановки, но сейчас меня хватило ненадолго, потому что перед глазами до сих пор маячило увиденное.
На секунду все стихало, чтобы тотчас закричать по новой.
Здесь ничего не изменилось. На пороге все так же встречал манящий запах свежеиспеченной в дровяной печи (мне полюбилось это место особенно за то, что здесь готовили именно итальянские вариации) маргариты, пепперони и какой бы то ни было другой пиццы. Приглушенный свет и столики, огороженные друг от друга деревянными панелями. Мини-оранжереи на подоконниках, битая кое-где плитка под ногами (возможно, даже нарочно), одинокая подушка на моем любимом диване в углу зала.
— Даррен.
Когда мы уже сели друг напротив друга, сделали заказ, и Фелис назвала мое имя, я понял, что не помню ничего из сказанного официанту и завис вот так со взглядом в окно неизвестно на сколько минут.
— Ты сегодня сам не свой, — подметила Блэквелл поникшим голосом, так что в нем потрескивала нехарактерная хрипотца. — Никогда тебя таким не видела.
Ты многое еще не видела. И далеко не все тебе нужно видеть.
— Ты еще не видела, какой я в три часа ночи был.
Я пытался вспомнить вкус тянущегося сыра, хрустящих корочек, остроту чоризо, хоть что-нибудь. В последние недели во время еды мне все чаще казалось, что я жую труху без какого-либо аромата и просто набиваю желудок. Это уже случалось раньше время от времени. Когда проигрывал соревнования, слишком много думал о маме, переживал после расставания с Марлен, когда...
— Ну, ночью я тебя видела.
— Там было слишком темно, не находишь?
— Даррен! — от возмущения щеки раскраснелись, так что я и сам понял, о какой ночи неверно подумала Фелис. — Я про тот раз, когда ты после концерта и вечеринки у Мэри меня домой провожал.
— А я про то же. А ты про что?
— Да не, ни о чем.
Мы заговорили о новом сериале, пилотный эпизод которого вышел на прошлой неделе. Слова вылетали на автомате, и я тут же забывал, о чем только что шла речь. Поддерживать тему не так сложно, даже когда мыслями ты находишься совсем не здесь. Я очнулся, поедая пятый подряд кусок пиццы, которую не помнил, как принесли сюда. Что-то внутри щелкнуло и помогло прийти в себя, стоило осознать, какую чушь я несу. Но судя по лицу Фелис, она это все воспринимала не больше, чем полусонные шутки, больше не обращая внимания на мое странное поведение.
Это видео? Потому что мне кажется, я могу поставить все на паузу и отмотать назад, чтобы что-то исправить. Но действительно нужно ли это? Не станет ли все еще хуже?
Я не могу ничего изменить. И в очередной раз вынужден мириться с тем, как все снова пошло не так. Наверное, спустя какое-то время я смирюсь с произошедшим.
Как бы не стало слишком поздно, когда буря внутри наконец уймется.
— Ты знала, что прием пищи помогает, если нервничаешь?
— Ты это к чему?
На языке только слегка отдавалась покалывающая острота попавшегося перца, или что там было в пицце. Я отодвинул тарелку в сторону и собрал раскиданные мною салфетки, чтобы попробовать соединить импровизированные бутоны между собой. Но всякий раз они распадались, не желая стыковаться. Тогда я надорвал внешний лепесток одного из них и медленно пошел по кругу, заворачивая к центру.
— Да так, интересный факт.
Серпантин падал на стол, и спираль заново превращалась в бесформенные клочки. Под конец белоснежные лоскуты растворялись в намокших пальцах и не давали сотворить из себя что-нибудь еще.