Так и прошла еще неделя, близился день рождения мамы. Однако накануне вечером, когда ничего не предвещало беды, и я как-то позабыла свои внутренние обиды на эти непрекращающиеся тесты, и разговоры за столом перестали быть такими вымученными, родители вдруг грозно на меня уставились после ужина.
— Фелис, нам надо поговорить с тобой, — начала мама, закончив убирать посуду.
— О том, почему ты попала в больницу, — подхватил отец и присел со мной рядом.
— Мы не хотели на тебя давить и спрашивать об этом сразу, решили дать тебе время прийти в себя и вернуться к нормальной жизни, — а я уже понадеялась, что эта тема закрыта. Наивно.
— Кто дал тебе наркотики, Фелис?
А теперь прошло достаточно времени для того, чтобы устроить мне допрос? Молчу и не собираюсь ничего им говорить. Кайлу и так сейчас несладко, не хватало еще этого дерьма.
— Это был кто-то из класса? Мы его знаем? — после того случая я подумала, что плохо знаю Коллинза, хотя мы порой близко общались.
— Доктора нам сказали, что тебя привез какой-то парень. Внешность они не описали, — повезло, а то сказали бы, что он рыжий, и все бы прояснилось.
Продолжаю молчать. Ничего, позадают вопросы и отстанут. Им ли не знать, что из меня и клещами ничего не вытянешь, если я не захочу.
— Ты понимаешь, что этому человеку нужна помощь? Он не осознает, что своим баловством может однажды кому-то навредить так же, как и тебе.
Кайлу нужна помощь? Оценки у него может и не очень, но он не дурак. И не наркоман тем более. Колеса многие изредка кидают, а случай со мной — всего лишь исключение.
— Я думаю, после этого раза он все усвоил, па.
— Надеюсь, ты в том числе понимаешь, что тебе не стоит с ним продолжать общение, раз уж помогать ты ему не намерена.
— Какая еще помощь?
— Ему нужна реабилитация.
— Он не наркоман, это было всего один раз. Все в порядке, он...
— ...Фелис, мы прекрасно понимаем, зачем парни дают такие наркотики девушкам, — порой они меня удивляют своей проницательностью, но я все же была уверена в том, что Кайл мне ни за что бы не навредил и не стал бы ко мне приставать. — Мы просто хотим знать, кто это был. Так будет лучше для всех.
Меня не раз поражало то, как вы искусно балансируете между гиперопекой и уважением личных границ. Единственная любимая дочь передознулась из-за какого-то придурка, и вместо того, чтобы принять жесткие меры, на которые обычно принято кидаться родителям, вы поступили совсем иначе. Нормально разговариваете со мной и спокойно доносите свои мысли и беспокойство, в то время как другие бы уже давно устроили бой посудой и подняли весь дом на уши. Вообще-то, мне так с вами повезло, черт. Но сказать, кто чуть не стал моим убийцей и одновременно оказался моим спасителем, я не могу. Мне жаль.
Когда родители по моему выражению лица поняли, что рассказывать я им ничего не собираюсь, они сказали вслед, чтобы я еще над этим хорошенько подумала, и отпустили меня с миром.
Может, я обязана таким пониманием и терпимостью тому, что вам пришлось испытать двадцать лет назад, когда вы безуспешно пытались завести ребенка? Бесчисленные походы по врачам, уйма дорогих процедур, диагностик и контроля беременности в отделениях лучших клиник страны. Несколько выкидышей и глубокая депрессия, которые пришлось тебе преодолеть, мам. Больше полутора лет длился этот кошмар, чтобы в итоге подарить вам с папой призрачный шанс все-таки обрести то, чего вы так сильно хотели. И вам наконец это удалось. Вы всегда вскользь говорили об этом тяжелом времени, словно оно давно ничего для вас не значит. Мое рождение так сильно затмило пережитое горе? Чем больше лет проходит, тем больше я понимаю, сколько для вас значу. И тем больше виню себя за то, что на самом деле я далеко не прекрасная и ненаглядная милая девочка, которой когда-то была. Но вы любите меня и волнуетесь обо мне несмотря ни на что, какой бы ужасной дочерью я ни являлась.
Мои размышления о родителях споткнулись об один сложный и глупый вопрос, ответ на который казался сперва очевидным. Но как же в глубине души мне хотелось, чтобы он был иным. Будь я вместе с Дарреном, смогли бы мы любить друг друга так же, принимая со всеми изъянами? За то время, что мы учились вместе, мы даже толком не смотрели друг на друга. А потом чуть что бросились вешать на себя ярлыки. Несмотря на примирение, я все еще таю на него обиду. Не за то, что он мне наговорил. За то, как он со мной продолжает играться, осознанно или нет он это делает. Честность — это то, чего я не чувствую, когда смотрю в его глаза. Я не понимаю, чего он хочет от меня, и хочет ли чего-то вообще. И я ненавижу то, как просто завожусь от любого его слова и жеста. Как собачка, которой подкидывают кости снова и снова, и которая так надеется, что это делает ее хозяин. Но это простой прохожий, что живет неподалеку и даже не думает брать эту дворнягу к себе.