В голове я представила, как выхожу на сцену к большой публике, чтобы выступить с придуманным на ходу рассказом со своими глубокими (или же мне так только казалось) размышлениями. Вроде тех, что посетили мою голову в машине немногим ранее. Я объявляю своим несуществующим слушателям полет номер два, и прошу в этот раз держаться покрепче.
Я никогда не была верующей во что-то там сверху по-настоящему, но мне всегда взрывали голову мысли о том, что, если научная теория о зарождении Вселенной верна. Типа, невообразимое множество лет назад случился этот БУМ, и септиллионы мелких частиц разлетелись в бесконечном ничто, с течением времени образовав звезды, туманности, галактики, планеты и нас, людей. Родители мне однажды показали фотографию, которая называется «Бледно-голубая точка» (с англ: «Pale Blue Dot»).
Это фото было сделано зондом «Вояджер-1» в 1990 году на расстоянии 5,9 миллиардов километров от Земли. Слова астронома Карла Сагана, являющегося одним из инициаторов этого снимка, даже спустя годы расходятся мурашками по моему телу, и каждый раз заставляют посмотреть на жизнь иначе.
Взгляните еще раз на эту точку. Это здесь. Это наш дом. Это мы. Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все когда-либо существовавшие люди прожили свои жизни на ней. Множество наших наслаждений и страданий, тысячи самоуверенных религий, идеологий и экономических доктрин, каждый охотник и собиратель, каждый герой и трус, каждый созидатель и разрушитель цивилизаций, каждый король и крестьянин, каждая влюбленная пара, каждая мать и каждый отец, каждый способный ребенок, изобретатель и путешественник, каждый преподаватель этики, каждый лживый политик, каждая «суперзвезда», каждый «величайший лидер», каждый святой и грешник в истории нашего вида жили здесь — на соринке, подвешенной в солнечном луче.
Более того, меня это фото убеждает в том, что все мы здесь не просто так. Где-то в бескрайней тьме есть тела намного, намного крупнее, чем наша бледно-голубая точка. Например, звезда Бетельгейзе имеет диаметр в десять тысяч раз больше Земли, который в свою очередь составляет всего двенадцать с половиной тысяч километров. Ученые оценивают количество галактик в наблюдаемой вселенной более чем в пятьсот миллиардов. И вот теперь, когда мы попробовали прикинуть себе масштабы космоса, и вспоминая Большой Взрыв, когда все только началось... Скажите мне, как же ничтожен шанс того, что атомы решат принять именно такой вид и никакой иной, чтобы в итоге сформировать нас и все, что есть вокруг? И теперь попробуйте мне сказать, что этот засранец, который мне так нравится, случайно оказался на этом рынке с утра пораньше. Да черта с два — если что-то там свыше и есть, то оно хочет, чтобы мы встретились.
— Сколько вам, говорите?
— Будьте добры пять штук, — сказала я погромче, и владелец часов заглянул под тент.
— Фелис?
— Даррен? — изображая удивление, я забрала нектарины и проскочила к нему, оказавшись у ящиков с ароматной вишней.
— Не видел тебя здесь раньше, — краем зрения замечаю, как он перекатывает в пальцах бордовые ягоды, попавшиеся ему под руку, пока продавец занимается упаковкой товара.
— Обычно родители без меня сюда приезжают. Сегодня у мамы день рождения, — улыбка несдержанно накрывает мои губы.
— Передавай ей поздравления, — говорит Мэйсон как-то устало. Может, просто не выспался?
— Обязательно! А ты тут со своей? — киваю в сторону женщины, которая только что была с ним рядом.
— Да, но... вообще-то, она моя мачеха, — его ладонь окропляет темно-розовый сок лопнувшего плода, и Даррен стряхивает мякоть и косточку в уголок ящика, чтобы не портить вид на красиво разложенные горсти.
— О, прости, я не...
— Все в порядке, — сжимает-разжимает пятерню в тщетной попытке избавиться от липкого ягодного нектара.
Что с его мамой? Спрашивать сейчас будет не лучшим решением, вдруг там какая-то трагедия, а вот так просто о таком не рассказывают. На секунду его лицо сделалось таким серьезным, а глаза невыносимо грустными, что пакет с нектаринами стал выскальзывать из моих запотевших ладошек.
— Какие планы на оставшееся лето? — говорю это с такой дурацкой восходящей интонацией, пытаясь сменить русло разговора на что-то повеселее, чтобы отвлечь его от больной темы.
— Завтра уезжаю к родственникам, — это что, на все лето?!
— Даррен! — окликает его мачеха, кружащая в нескольких метрах у других лавок.