Третья неделя месяца выдалась тяжелой настолько, что я умудрилась вылететь из класса несколько раз за храп (Лео оказался бессилен — сам дрых вообще у себя в кровати), попасть на разборки с тьютором, и на мои прогулы вдобавок пожаловались родителям. «Приятные» профилактические беседы то с мамой, то с папой я себе обеспечила до гроба. Не то, чтобы я пропускала занятия настолько яро, но когда курс по любому предмету длится не более, чем двадцать академических часов — даже одна выпавшая пара обращается бездной и немилостью преподавателя. В то время я еле поспевала сдавать долги. По ту сторону аудиторий студсовет бросил на мои плечи руководство оформлением отдельных локаций кампуса к грядущему празднику, потому что Джен умудрилась выдать мои жалкие грамоты художественных конкурсов чуть ли не за стажировку у Энди Уорхола. Иначе объяснить такую убежденность в моих дизайнерских силах я не могу. Но сложно было лишь поначалу — когда мы с доверенной мне командой талантливых студентов работали над концепцией. Остальное приложилось само, и в дальнейшем я только контролировала процесс происходящего, заполняя нудные бумажки-отчетности и исправляя по ходу дела различные промашки. Сперва я хотела категорически отказаться от предложенных обязанностей (как будто бы это получилось), но Рич поставил мне ультиматум: либо так, либо придется помогать ему с ярмаркой. Возиться с организацией глупых конкурсов, тематических уголков с закусками и прочих внутренних мероприятий мне бы хотелось меньше всего. Вот разбираться с музыкой и дизайном — уже другое дело.
Одним из крутейших открытий, превзошедших мои ожидания о Мелвью, стала здешняя читальня. Она получила звание одного из самых дорогих сердцу уголков в колледже — после столовой и репбазы, конечно. Коллекция поражала размерами, охватывая не только учебные материалы, но и всемирную художественную литературу, научно-популярные направления и даже прессу. Внушимое собрание могло посоревноваться разве что с городским отделом, но пока мне сполна хватало и этого. Непроницаемо тихая обстановка и до ужаса удобные сидения за столами намного больше располагали к просветлению, чем собственная комната. Библиотека теперь была моим излюбленным местом для учебы, да и просто отличным вариантом скоротать время до начала пары, если ей предшествовало окно, и можно было безболезненно потратить часик на свои дела.
Как-то раз преподаватель по общей истории приболел, и нас отпустили с занятия. Лео попытался увлечь меня за собой страдать дичью вроде помощи в нарезании украшений для близящегося праздника, но я благополучно отделалась от него. На завтра был назначен дедлайн по сдаче эссе, которое до сих пор не переступило порог черновика. Когда я перебирала книги на полке с латиноамериканской литературой, то с другой стороны меня встретили наигранно удивленные глаза. Тогда я еще не знала, как в следующем месяце они встретятся с моими.
— Здравствуй.
— Привет, Шейн, — тщательно скрывая беспокойство, пробормотала я в ответ. Меня не покидало чувство того напряжения, что надвигалось с самого моего приезда.
— Ищешь что-то для учебы?
— Типа того. Для эссе надо пару романов полистать, — ноги невольно сдвигались дальше вдоль шкафов, но противник по ту сторону не отставал, скользя взглядом поверх томов.
— Так вы вообще учитесь? — нарочито изумленный тон стал подбешивать. Я не знала, к чему эта темная лошадка клонит, но точно ни к чему приятному.
— А вы? — накося-выкуси.
— Мы, знаешь, не три года учимся и на нормальной специальности, — м-м-м, агрессия, люблю, ага. Даже не хочу знать, что он имел в виду под «нормальной», но скорее всего речь шла о сформированности технических направлений, в отличие от экспромта гуманитарных.
— Зато у нас больше времени все попробовать.
— Знаешь, хочется побыть одному, не отвлекаться от учебы, — это он о Даррене? Мне это как угрозы воспринимать? Что на него нашло вообще?
— Нельзя заниматься одной учебой, — пусть думает, что я не поняла его намеков.
— Можно, — отрезал Шейн и скрылся в дальних рядах книжных полок.
Если до этого момента молнии, что он метал в мой адрес после объявления в Мелвью, лишь мерещились, то теперь я получила совершенно очевидное сообщение: по неким причинам моему присутствию дружище Мэйсона не просто не рад. В нашем милейшем диалоге только глухой бы не услышал, как скрипели зубы недоброжелателя. Ладно, но что ему не нравится? Он против нашего общения с Дарреном? Ну, это нам решать, что у нас будет и чего не будет, ведь так? Все же я до последнего надеялась на то, что Шейну прилетело что-то тяжелое по голове, и он немного или много поехал. Разумного объяснения его словам я долго не находила.