За обедом и ужином родители без конца расспрашивали дочь Честейнов о ее жизни во Франции, и больше всего интересовались образованием, ведь я уже в старшей школе, и скоро этот вопрос стал бы актуален как никогда. Марлен призналась, что отучилась целый год в каком-то престижном университете, — название я не запомнил, — но решила бросить учебу. Ее отец прибавил, что, кроме обычных предметов, по английскому у нее были особые проблемы, и намекнул, что я бы мог ей помочь подтянуть его. Из вежливости я согласился, и с того момента каждый вечер она приходила ко мне со странным учебником. Я сразу ей пояснил, что французского не знаю и эта методичка ей не понадобится, на что она что-то там возразила на своем лягушачьем. Вспоминая школьные уроки, я попросил ее написать эссе на свободную тему, используя как можно более сложные конструкции и различные времена, чтобы посмотреть на ее знания. Ученица состроила очень недовольную физиономию, обозвала меня «rabat-joie», что бы это ни значило, и медленно принялась сочинять текст на бумаге. Не сосчитать, сколько раз ленивица перевернулась на диване, и в какие только позы не скручивалась от скуки, чуть ли не принявшись расписывать эссе стоя на макушке. Через час было готово всего несколько предложений, и Марлен взвыла, что устала, и предложила заняться «чем-то поинтереснее». Я твердо ответил, что пообещал ее родителям натаскать незадачливую дочь в английском и взял у нее листок, посмотреть, что же она написала. Как я и думал, знания оказались совсем базовыми, она с трудом из себя выдавливала что-то сложнее самых примитивных слов.
— Твой английский просто ужасен, — сказал я ей честно. — Вам его плохо преподавали в школе?
— М? — а она и не слушала меня толком. — Плохой? Да-да, очень плохой, ненавижу английский!
Ничего, кроме тяжелых вздохов перспектива учить того, у кого нет никакого желания это делать, не вызывала. В тот день я сильно поругался с мамой, когда пытался как-то решить эту проблему, сказав, что не смогу ничему научить такими темпами. В ответ посыпались упреки в том, что я как носитель языка не в состоянии помочь в его изучении. Сказала, что хорошие репетиторы нынче заламывают цены выше крыши, а надо ведь только немного подтянуть знания, и мама уверена, что я справлюсь. Пожалуй, она абсолютно не имела представления о том, каково это. Утешало лишь то, что Марлен ужасно быстро надоедали занятия, какими бы интересными я их ни пытался сделать, так что в совокупности занимались мы мало.
— Почему ты столько lis-tu? — как-то раз спросила она меня, когда в очередной раз нашла меня в своей комнате, зачитывающимся рассказами, что были заданы на лето. — Il fait chaud сегодня, надо гулять, гулять!
Погода и правда разошлась, но выбираться из дома сегодня я не планировал. Марлен принялась меня доставать, вынудив оторваться от книг.
— Tu sais, что наши мамáн и папá приехать только завтра? — с игривой интонацией сказала она, схватив валяющиеся на полу солнечные очки и надев их. Родители уехали не так давно на какое-то важное мероприятие и действительно обещали приехать лишь на следующий день утром. — Ты же не заставишь меня скучать, rabat-joie?
Увидев, что я плохо понимаю намеки, она расхохоталась и громко прошептала, что дает мне десять минут на сборы, и ушла.
— C'est un délit сидеть дома в такую погоду!
Я подумал, что и правда давно никуда не выбирался, небольшая прогулка точно не повредит. Я довольно легко оделся, зная, какая сейчас жара в городе, несмотря на вечер. Марлен я нашел не сразу, она оказалась внизу, сидела там и скручивала косяк в дорогу. Иногда от нее прямо-таки таращило травой, так что я не был удивлен увиденным. Шорты впервые сменились на платье, такое невесомое, на тонких бретелях. Плавно облизав табачную бумагу, нимфа наконец закончила с самокруткой и выбежала на улицу. Было уже довольно поздно, безлюдно. Марлен носилась туда-сюда по тротуарам, и без того короткий подол неприлично развевался от ветра, еле прикрывая самое необходимое, но ей было все равно. Никто, кроме меня, наверное, и не видел ее. Когда мы добрались до ближайшего парка, она села прямо на газон возле одного из деревьев, и закурила заготовленный джойнт. Протянула его мне, но только я вдохнул обжигающего дыма, как тут же закашлялся и отдал косяк обратно. Она заливисто рассмеялась, чуть не упав на спину. Сердце забилось ощутимо быстрее, и я почувствовал слабое расслабление, навалившееся после кашля.