— Tu es si vert, даже не курить ни разу!
— Что это за слово?
— Vert... маленький? Молодой? — пальцы забрали ромашки возле нас.
Я попробовал повторить это забавное слово, но вызвал только очередную вспышку смеха своим никудышным произношением. Она медленно показала, как правильно затягиваться, и передала косяк обратно; я присел рядом с ней. С каждой новой затяжкой безмятежность все сильнее поглощала мое тело, и мы уже совсем перестали разговаривать. Я только иногда пытался верно произнести это «vert», чем не переставал смешить Марлен.
— А что значит... это «раба-жуа», или как там ты меня называешь?
В ту секунду я забеспокоился о том, можно ли умереть от смеха — так сильно она хохотала.
— Rabat-joie! Это как... как ты меня учить английский, плохой, и я хочу спать, — ломано объяснила она, закрыв глаза и громко всхрапнув для достоверности.
— Я такой скучный?
На улице быстро стемнело, и Марлен вскочила и шатко двинулась в сторону дома, проигнорировав мой вопрос. Разомлевшее тело развернулось и поманило за собой, выдав какой-то дикий, но завораживающий танец.
— Тебе seize ans, уже поздно, пойдем!
Черт знает, как переводится это «сез о'н», но время и правда клонилось к полуночи. Наверное, она имела ввиду, что мне еще нет восемнадцати, и хоть я и выглядел достаточно взросло для своего возраста, у патрулирующих дороги полицейских могли возникнуть лишние вопросы. По дороге Марлен продолжала плясать, правда теперь ее движения стали какими-то заторможенными и до безумия плавными. Где-то под ребрами защекотало, будто я испугался. Но я не чувствовал никакого страха, только очарованность ее телом. И в какой-то момент, когда мы уже были совсем близко к дому, до меня наконец дошло, что она имела в виду под этим «ты же не заставишь меня скучать», и что скрывали все эти странные взгляды и дурачества. Наверное, только из-за травы я тогда не разволновался, лишь странное опьянение образом Марлен поражало каждый уголок моего и без того хмельного сознания.
— Как тебе la marijuana? — спросила она, расправляя мне помятый воротник. Я сделал вид, что не обращаю внимание на ее приставания, и занялся связкой ключей, чтобы открыть дверь. Плечо ошпарили ледяные пальцы, больно впивающиеся в кожу. Мы оказались внутри, и я слегка укусил холодную ладонь после безуспешных попыток сбросить ее с себя.
— J'ai mal! Дурак, — она так и подскочила как ужаленная, еще больнее вцепившись зубами в ответ.
Рефлекторно отдернув кисть, я так и не смог избавиться от Марлен. Ее рот был, напротив, палящим как лава. Хватка усилилась, и я выругался, притянув к себе. Оказавшись так близко ко мне, губы наконец разомкнулись, оставляя за собой вязкую слюну, которую эта несносная француженка тут же слизала, смотря на меня томно прикрытыми покрасневшими глазами.
— Что ты делаешь?
Она закусила губу и разулыбалась.
— Какой ты дурак, rabat-joie, — тихо пробормотала она охрипшим голосом и неторопливо провела языком по моей нижней губе. Дыхание у нее при этом стало заметно тяжелее и тотчас сбилось, когда я поддался на провокацию и поцеловал ее. — Научить тебя целовать en français?
В ту ночь меня научили не только этому. Не знаю, марихуана ли была тому причиной, но я парадоксально ее чувствовал. Каждый прерывистый вдох, каждый трепет, пробирающий тело, каждый миллиметр кожи, вздрагивающий в ознобе, все это откликалось внутри, накаляя желание отдаться друг другу прямо здесь, в прихожей, даже не дойдя до кровати. Бретели платья было слишком просто скинуть, чему Марлен неимоверно возмутилась и-таки сбежала от меня на второй этаж. На входе в мою комнату она черт знает откуда выпрыгнула и повалила меня на пол, оказавшись сверху. Ее согретые пальцы пробрались под мою рубашку, еле ощутимо касаясь ребер, раздразнивая еще больше. Когда пуговицы наконец полетели одна за другой, шорты уже сильно так стали мешаться на пару с сидящим на мне телом. Марлен это досконально ощущала и намеренно все медлительнее избавлялась от моей одежды. В отместку я поцарапал нежную кожу с внутренней стороны бедер, за что жестоко поплатился увесистой пощечиной.
— J'ai mal! J'ai mal! — вскрикнула она и впилась губами в шею, дьявольски больно закусив ее.
— Черт, Марлен! Ты хочешь мне сонную артерию прокусить? — я крепко схватил тонкие запястья и поменял нас местами. Бюстгальтер сильно съехал от таких игрищ, и я немедля расцепил петли нехитрой застежки, которая для удобства располагалась спереди. Француженка подхватила спадающие кусочки ткани и стыдливо отвернулась. — Эй, забыла, что ударила меня? За все надо платить, — я поднялся и протянул ей руку, чтобы помочь встать.