— Оке-е-ей, я правильно понял, ты, типа, послушала его дружка, поверила и уехала?
— Его лучшего друга, — подчеркнула я, понемногу приходя в себя вместе со словами Рича.
Соль на губах не исчезает — не то от слез, не то от океанского бриза. К слуху медленно возвращается былая ясность, прибой наваливается сверху голосов внутри и снаружи, так что слушать приходится предельно внимательно.
— Уверена, что позвонить ему не хочешь? Ты же уезжаешь через несколько часов, когда вы еще поговорите?
— Не волнуйся за меня, это всего лишь... всего лишь...
— Вижу я, какой он «всего лишь». Не заливай, я знаю, как выглядит влюбленность. Да и не верю, что ему все равно.
— Но вы даже не общаетесь, — неуверенно пробормотала я, вытерла щеки и пошла вслед за Лео к остальным.
— Вот скажи, что тебя моя чуйка хоть раз подводила!
— Ага, великое правило номер два, — руки взмыли в кривом пируэте, — помню. Кстати, о тебе Ксавье спрашивал. Сказал, тебя там все очень ждали.
— Ну да, все. Ждали, ага. Чертов Стюарт.
Нужно двигаться дальше. Выкинуть, стереть, забыть... Как сильно можно измениться за три дня? И как объяснить родителям внезапное желание наведаться и в парикмахерскую, и в салон к пирсинг-мастеру? Может, тату тоже набить? А что сделать с волосами? Неплохо бы и шмотьем затариться, чего мелочиться. Перемены во внешности здорово помогали мне справиться с переломными моментами в жизни. В последний раз это случилось после расставания с Райаном, тогда я привыкла всегда выглядеть безупречно и постоянно носить платья. В моем гардеробе не было ярких цветов, все приглушенное, и то же касалось выбора в макияже. Сделаю все наоборот, помогу и себе, и Даррену забыть о нашем недоразумении.
— Лео, что это значит? — я кивнула на его наколку в виде терновника.
— Да просто показалось прикольным. Мне приятель бесплатно набил, сказал, ему нужен доброволец для тренировки. Хочешь татушку?
— Да вот, думаю.
— На предплечье самое беспалевное, и не так больно.
Я понятия не имела, что именно хочу сотворить с волосами и телом. Идея положиться на вкус мастера заняла все сознание. Был в этой авантюре свой шарм. Да и мне было как-то все равно на конечный результат. Главное — поменять в себе все, что только можно.
— Знаешь, давай мы лучше уберем ту балладу. Нужно что-то более... вызывающее.
— Пять минут назад ты чуть ли не топилась, и уже заводишься куда-то.
Скорее пытаюсь убедить себя во всем, чем только можно, лишь бы не продолжать бесцельно рыдать и думать об этом дерьме. Легче притвориться кем-то другим, сменить шкуру, чем продолжать вариться в том, что есть. Или я просто хочу сделать вид для самой себя, что ничего не случилось.
— Текилу точно не будешь? — Ив протянула мне бутылку, и я еле отказалась от того, чтобы не выпить ее залпом. Скоро нужно будет вернуться в комнату, взять приготовленный чемодан, выехать в аэропорт.
— Мы тебя отвезем. Можешь не брать такси.
Ну, не везет с парнями, так хоть с друзьями все здорово. Чем я заслужила таких людей в своей жизни? Я заключила их в крепкие объятия и вновь расплакалась.
— Черт, почему вы такие хорошие?
— Ты ведь нам тоже помогаешь, дурочка.
— Вспомни, как я валялась с температурой, и ты пошла в аптеку, когда был ливень.
— Как ты помогала с эссе по истории, а я вообще не шарила в теме, но в итоге получила высший балл!
— Или когда ты настраивала бас, пока я опаздывал из-за последней пары на каждую репу.
В памяти один за другим пролетали все дни ушедших недель, и тогда я поняла, что тоже часто выручала ребят. Будь то по учебе или другим проблемам, всякий раз я старалась помочь им всем, чем смогу, и порой даже если о том не просили.
— Тебе еще напомнить?
Я помотала головой, что сходила с ума от перепадов настроений. Тело не просыхало от поминутных рыданий, сколько бы я его не выжимала. Менталочка улетела в Нью-Джерси¹, разогналась в тамошнем луна-парке до двухсот километров в час и теперь наворачивала круги с перепадами высоты в сто сорок метров. И я изо всех сил пытаюсь сейчас достать ей обратный билет, но из рук все выскальзывает и тонет в песке. Цвета блекнут и сереют, а слова ребят отдаляются и теряют смысл. Мне приходится переспрашивать всякий раз, когда мне что-то говорят. Ни шумные разговоры по дороге, ни яркий свет в коридоре и комнате, ни ледяная вода из-под крана, ни защелка чемодана не помогают сознанию проснуться от напавшей пелены.
Из приспущенного окна бьет ночной ветер, по краям трассы вырастает хвойная стена, верхушки сливаются с обугленным небосводом. Страшно поймать себя на том, что я больше ни о чем не думаю и не ищу созвездия, а смысл шуток доходит до меня, лишь пройдя стократную комиссию затерявшегося чувства юмора. Глаза начинают слипаться, и я все списываю на усталость. За дремотой я и не замечаю, как мы уже приехали на место, и что на плече застоялась прелестная лужица слюней.