— Это из-за Даррена?
Молча киваю и понимаю, что еще чуть-чуть и я... пытаюсь что-то сказать, но все сбивается обессиленным плачем и подбирается к истерике. Подгибаю под себя ноги, потому что не могу разогнуться, и промакиваю насквозь бумажные полотенца, попавшие под руку.
— Тебе надо протрезветь, Фелис, ты на ногах еле держишься и двух слов связать нормально не можешь, — тон возвращается к спокойному, а голос подрагивает, еле сдерживая себя от гнева.
Так странно слышать это от трезвого тебя.
— Что, если я НЕ хочу трезветь?! — мне удается проскочить к выпивке, но ее тотчас отбирают. Кайл распахивает окно и выкидывает бутылку. С улицы слышится звон разбитого стекла. В комнату врывается ночной ветер и сдувает мокрые комки на пол, а по коже выступают колючие мурашки.
— Мне плевать, хочешь ты или нет, пить ты больше не будешь, — створки закрывают, и в спальне вновь становится тепло, но уже не так, как раньше. Ладони за спиной царапают комод, и я как загнанный котенок пячусь, но некуда. Коллинз не решается подойти ко мне. Как будто я кусаюсь. — Я тебя отпустил не затем, чтобы видеть все это.
— Отпустил? А ты меня держал? — получается это сказать насилу отчетливо, но мой собеседник не понаслышке знаком с языком пьяниц. Наверное, прозвучали мои слова как-то пренебрежительно, потому что в последний раз я видела такое горькое выражение на лице Кайла только в нашу встречу после выписки из больницы. Наверное, смотреть в его глаза так бесстыдно я могла лишь потому, что наполовину переваривала происходящее. Наверное, ему ужасно тошно видеть меня такой и говорить обо всем этом именно сейчас.
— Я уступил ему, когда понял, что было на выпускном, — нет, я знала, я всегда знала, что тебе нравлюсь, но не настолько. Что ты нашел во мне? Я ведь не та фигуристая красотка из параллельного класса, на каких ты всегда кидался. — Я все видел со второго этажа. Как вы уходили в комнату, и что было перед этим. Больше никто не видел. Только я. Отсчитал девятнадцать минут до выхода Даррена. Потом через несколько вышла ты, — перед глазами проносится картина того вечера с новой перспективы, и у меня подкашиваются колени. Взгляд отвести не получается, он словно приклеился к Кайлу, и оттого внутри делается еще паршивее. — Я уступил ему. А потом случилась эта херня с экстази. Я до сих пор про это думаю. Каждый день.
— Ты хотел...
— Да, мать твою, я хотел! — Коллинз достает из тумбы фляжку и делает четыре больших глотка. — Но это лето разрушило все.
— Это лето разрушило все, — сокрушенно повторяю я и поднимаю с пола брошенную куртку. Аккуратно складываю ее и убираю на комод, подбираю у подоконника слетевшие салфетки и выкидываю их в корзину, расправляю помятое одеяло на кровати под аккомпанемент неспешно заливающегося портвейна (в этой фляжке, насколько мне помнится, хранили его). Разглаживаю всякую складку, что попадается мне под руку. Но чем усерднее я стараюсь, тем больше белье сминается. Кайл, сидящий на краю постели, останавливает меня, и я сажусь рядом. Как ни странно, Коллинз не пытается придвинутся ко мне и наоборот увеличивает дистанцию.
— Что он сделал? — между нами появляется пепельница, и мы закуриваем снова. Я пересказываю причину своего пьянства, и вместе с поднимающимся вверх дымом мне становится немногим легче. — Знаешь, почему Даррен мне врезал тогда летом? — раздается вопрос, который я меньше всего ожидала услышать. — Он был уверен в том, что я собирался с тобой сделать. Хоть это и было не так, как ты сама помнишь. Два года назад на вечеринке сборной я одну девчонку накормил молли³. Она сама упрашивала, а потом полезла. Сопротивляться я не стал. Даррен видел, как я ее угашенную вывожу из спальни. Подошел ко мне и сказал, чтобы через час ни меня, ни ее тут не было, и что я ответственен за нее. Я ремень застегивал, так что он все понял. Тогда это была левая девчонка, а тут ты. Неудивительно, что он так погорячился. Одно он не учел: я как-то не из любителей со спущенными штанами ловить комаров на улице, — мне понадобилось бесконечно много мгновений, прежде чем я осознала смысл услышанного.
— Ты сейчас мне сказал, что накидал девушку и потом ее трахнул?
— Это было два года назад, Фелис.
— И что, больше такого не было?
— Честно? Нет, потому что трахать обдолбаное бревно мало кому понравится. Черт, я не собираюсь оправдываться, да, я когда-то сделал такое дерьмо. Как будто никто ничего не делал, а? Можешь меня ненавидеть сколько влезет, но я тебе просто хотел сказать, что не верю Шейну. Он специально все вывернул так, чтобы ты убежала. Уж почему он это сделал — хер знает.