В кухне Эстер преобладали мясо и картошка. Она поставила перед Рэчел тушеное мясо и плавающую в жиру вареную картошку, и Рэчел воззрилась на свою тарелку в немом отчаянии. Она не могла заставить себя съесть это и знала, что должна. Не могла заставить себя уйти, хотя и стоило бы.
Окна у нее в комнате были наглухо закрыты, неподвижный воздух не лез в горло. Эстер нехотя дала ей маленький электрический вентилятор, но его усилий не хватало, чтобы создать хотя бы видимость ветерка.
Рэчел разделась до майки и трусиков и в поиске облегчения села перед вентилятором. Шум орущего телевизора доносился даже сквозь закрытые двери. Шел двенадцатый час — сколько еще старуха будет его смотреть?
Вооружившись пилкой для ногтей, ей удалось открыть одно из окон, но легче не стало. Даже неяркий электрический свет, казалось, добавлял жары и духоты. Рэчел щелкнула выключателем, легла на узкую, с комковатым матрасом, кровать и устремила взгляд в темноту.
Присутствие Люка в этом доме, в этой самой комнате ощущалось довольно остро. Логика подсказывала, что он должен был проводить здесь много времени, но она не могла представить, чтобы ребенку было уютно в таком безжизненном, мрачном месте.
Рэчел перевернулась на живот, прислушалась к собственному дыханию. Смех из «ящика» эхом разнесся по дому, и у нее почему-то возникло странное чувство, что персонажи полуночной комедии на самом деле смеются над ней.
Завтра она уедет, пообещала себе Рэчел. Архивные записи пропали, кладбище не сказало ровным счетом ничего, и никто из горожан, похоже, не горел желанием разговаривать с ней о святом, вышедшем из их среды. Вот отыщет развалины дома, где рос Люк, и — прощай, Коффинз-Гроув — умчится отсюда на полном газу. Рэчел сильно сомневалась, что шериф Колтрейн остановит ее за превышение скорости.
Она закрыла глаза. И почти сразу почувствовала его присутствие. Он был где-то рядом, наблюдал за ней, ощупывал взглядом ее тело, длинные ноги, бедра, спину. Затылок. Лежа на животе, Рэчел чувствовала себя безопаснее.
Господи, ей необходимо поспать. Она уже не помнила, когда спала больше пары часов подряд. Силы иссякли, внутри все сжалось в один тугой ком.
Ей нужен сон, безопасность и комфорт.
Но она не сможет успокоиться, пока не найдет ответы. О Стелле. О Люке Барделе.
Эстер наверняка одобрила бы ее миссию — уничтожить Люка. И все же Рэчел не хотелось просить старуху о помощи.
Ей не нужна ничья помощь. Она разделается с Люком собственными силами. Увидит его на коленях, униженно молящего о прощении. Побежденного. Раздавленного.
И, может быть, тогда она снова сможет спать.
Рэчел предпочитала не вспоминать, что не спится ей с одиннадцати лет.
Глава 12
Она изнывала от духоты. Задыхалась. Постель оказалась слишком мягкой и, приняв гостью в теплые объятья, предложила комфорт, бороться с которым у Рэчел не было сил. Сбросив простыню, она все глубже погружалась в казавшийся бездонным матрас. Ночь была чернильно-черным коконом, засасывавшим ее в мир, который был наполовину сном и наполовину кошмаром.
Она чувствовала его в своей комнате. Ощущала его запах. Но не могла открыть глаза. Где-то на периферии сознания билась предупредительным сигналом мысль: если откроешь глаза, это послужит подтверждением того, что он в состоянии напугать тебя, убедит, что все возможно, что он бросил свой монастырь и последовал за тобой в этот потный, засасывающий ночной кошмар. Если же глаза останутся закрытыми, она задержится в этом полумире и докажет, что ему ее не напугать.
Шум… приглушенный, неопределенный. Телевизор все еще работал, уверяя Рэчел в том, что она все еще в реальном мире. На окраине города глухо и сыто чавкало болото. Далекие раскаты грома звучали невнятным предупреждением.
Рэчел беспокойно пошевелилась, говоря себе, что ничего страшного не случится, если она приоткроет глаза. Но веки были слишком тяжелыми, и она еще глубже погрузилась в сон.
Как всегда, ее ждало там воспоминание, но в этот раз она не пыталась его отогнать.
Мужчина, уже немолодой, подходит к ее кровати, пока она спит, прикасается к ней, что-то нашептывает. Она пытается вызвать ощущение ужаса и отвращения, но на этот раз он другой, мужчина другой, и ее тело знает это.
Кончики пальцев легко пробегают по ее телу, мягко, словно перышки. Ладони скользят между ног, дотрагиваясь до нее там, и она неловко, беспокойно ерзает. «Проснись», — велит она себе. Но слышит лишь гром и чувствует, как темнота накрывает ее.