I.
Яркий солнечный день. В большия запыленныя окна заводской конторы врываются снопы ослепляющаго света и делают еще непригляднее мертвую, казенную обстановку длинной и высокой комнаты, именуемой бухгалтерской. Голыя беленыя стены с паутиной по углам , избитый в ямы тысячами тяжелых ног деревянный пол , захватанныя грязныя двери, покрытые больничной клеенкой письменные столы с грудами книг и бумаг , просиженные деревянные стулья, и везде пыль, сор и грязь, как это бывает только в полицейских управлениях да еще в заводских конторах . Ликующий солнечный свет делает еще ярче убожество этой специфической обстановки и заставляет кружиться в воздухе мириады пылинок , точно и самый воздух здесь насыщен грязью. Тяжелая деревянная решетка с пузатыми балясинами разделяет бухгалтерскую на две половины; в первой, которая (ближе к входным дверям , вечно толпятся запеченные мастеровые в пеньковых придениках и в кожаных фартуках -защитках , углежоги, транспортные и разная "поденщина", а во второй за столами возседает администрация. Открытая внутренняя дверь ведет в кассирскую, такую же пустую и унылую комнату, где в вечном молчании движется сгорбленная фигура седого коренастаго кассира. На меня все эти заводския конторы производят самое тяжелое впечатление, потому что от них отдает и больницей, и острогом , и чиновничьей канцелярией, и крепостными порядками. Да, эти голыя стены много таки-видали всякой всячины на своем веку и теперь напоминают собою внутренность старинных стенных часов с разными хитроумными кунштюками, в роде кукушки, ворочающаго глазами льва, хриплаго боя, и с тяжелыми гирями, где медленно двигаются десятки почерневших от времени колес . В часах бухгалтерской десяток согнутых над бумагами фигур заменяли собой колеса и шестерни, а сам бухгалтер , очень мрачный и неразговорчивый человек , служил свинцовой гирей, которая заставляла двигаться весь механизм . От -нечего-делать я частенько захаживал в бухгалтерскую выкурить папиросу и покалякать с служащими об охоте и разных мелочах сложнаго заводскаго быта. Черемшанский завод имел семь тысяч населения, но общественных интересов здесь не полагалось, кроме обычных дрязг глухой провинциальной жизни -- именин , карт , выпивок , разных анекдотов и просто сплетен . Обстановка самая затягивающая, и самый свежий человек быстро обрастает в ней мхом . Охота является единственным спасением , и почти все заводские служащие, или, по-старинному, служители,-- поголовно охотники. Даже сам неприступный бухгалтер Семен Павлович Середкин , работавший как железная машина, и тот оживлялся, когда речь заходила об охоте; в свободное время, когда в страду заводския работы останавливаются, он с ружьишком тоже шатался по лесу, благо места было глухое и дичи всякой вполне достаточное количество. Раз светлым июньским утром , когда в виду предстоявшей страды в конторе шел особенно оживленный разговор об охоте, к решетке, чрез толпу дожидавшихся рабочих , протолкался мужчина средняго роста, одетый в потертое драповое пальто. Его большая седая голова с развитым лбом и большими серыми глазами невольно кидалась в глаза, хотя при ближайшем "разсмотрении" производила неприятное впечатление: разбухший с синеватыми жилками нос обличал пьяницу, такия же жилки были на дряблых осунувшихся щеках , под глазами отвисли водянистые мешки, остановившиеся выкаченные глаза смотрели, как у амфибий, тяжелым неморгающим взглядом . Прибавьте к этому еще то, что все лицо подергивалось конвульсивной судорогой. -- А, Палач пришел ... Палач !..-- зашептались служащие и выжидающе смотрели на Семена Павловича, который продолжал разсказывать об убитой им тетерьке и делал вид , что не замечает Палача. А Палач как остановился глазами на бухгалтере, так и застыл в одной позе, точно, по меньшей мере, хотел проглотить его. Кончив свой разсказ , Семен Павлович повернулся к столу и уткнул нос в свои безконечныя бумаги. Кто-то из молодых фыркнул в горсть, но это не нарушило немой сцены. Рабочие давно переглядывались между собой и толкали друг друга локтями. -- Ваше высоко-ничего, позвольте мне два листа бумаги...-- заявил наконец Палач хриплым голосом . -- Для чего тебе бумаги?-- после долгой паузы спросил Семен Павлыч , не поднимая головы от работы. -- А на тебя прошение на чем буду писать? -- Какое прошение? В толпе рабочих и служащих происходит движение, все ждут , что сморозит Палач бухгалтеру. -- Обыкновенное прошение... Ты у меня душевное зеркало украл . Вот я и хочу подать прошение на тебя обер -протосингелу святейшаго сената. Слышится сдержанный смех , на лицах блестит улыбка; один Семен Павлович невозмутим попрежнему и продолжает выставлять ряды цифр в какой-то безконечной заводской ведомости. У него была уж такая привычка, что непременно заставит всякаго подождать, даже самого заводскаго управителя. После безконечной паузы он откуда-то из -под стола достает два листа бумаги и, не глядя, тычет их Палачу. Взяв бумагу и свернув ее трубочкой, Палач торжественно направился к выходной двери, но вернулся с полдороги и опять обратился к бухгалтеру: -- У меня свадьба, Семен Навлыч ... прошу не оставить своей милостью. -- Какая свадьба? -- Налим на белке женится... Уж милости просим к большому столу. -- Где свадьба-то будет ? -- Под девятой сваей у бучила... Улыбнувшись кривой торжествующей улыбкой, Палач выходит и сильно хлопает дверью. На улице встречают его ребятишки, приносившие на фабрику работавшим отцам и братьям обед ; слышатся детские голоса: "Палач ... Палач !.. Жирно с ел !"... В ответ раздается площадная брань, и Палач с поднятой палкой бросается на ребятишек , которые удирают вразсыпную, как стая воробьев от брошеннаго камня. В конторе все бросаются к окнам и надрываются от смеха, любуясь, как Палач на всех парах летит по площади с палкой в руке. -- Уж этот Палач всегда штуку уколет ,-- говорит кто-то в толпе служащих .-- Душевное зеркало потерял ... ах , прокурат !.. -- Что это за Палач ?-- спрашиваю я Семена Павлыча. -- Так ... блажной,-- нехотя отвечает бухгалтер .-- Давно уж с ума он спятил , а теперь так болтается по заводам . -- Зачем его Палачом называют ? -- Заслужил , значит , если все зовут ... Прежде при крепостном нраве хуже зверя был . Надзирателем служил ... Страсть сколько народу передрал и драл на смерть. И теперь еще не забыли его-то музыку... Может , из -за него сколько народу в остроге сгнило да в бегах но лесам пропало. Сорокоумов еще тогда главным управляющим был , такая же медвежья лапа была,-- ну, заодно и гноили народ . Лют был драть этот Палач , изо всех отличался. А как воля подошла, ему и отказали... Дело было у него в суде о двух запоротых мастеровых , ну, при старых еще судах было, отвертелся как -то. Оставили в подозрении -- и только... С тех пор и тронулся. -- Что же он теперь делает ? -- А так -- болтается но заводам да блажит : где переночует , где покормят , где пятачок подадут ... Все, что было нажито, промотал , а теперь так -- художествами разными промышляет да комедии разыгрывает . Прошения писать мастер , уж такой мастер , что этакого и не найти... Куда угодно наваляет . Ведь он только прикидывается дураком ... -- А какое он душевное зеркало потерял ? -- Да так , врет ... Вы его сами поспросите, он , ничего, любит поговорить, особенно; если немножко подвыпьет . -- Семья есть? -- Какая семья... Трех жен в гроб заколотил . Чистый зверь, одним словом , не приведи Бог . И что только он над своими женами ни выделывал , как ни галился {Галиться -- насмехаться}... Зверски тиранил . А ребятишек , бывало, всех за окошко сонных повыкидает . Последнюю жену прямо в запой вколотил : поставит перед ней полштоф водки, зарядит ружье, взведет курок и прицелится в жену; пока та всего полштофа не выпьет , не отойдет . Так и спилась бабенка... Этот Палач очень заинтересовал меня, как характерный обломок крепостного режима на уральских горных заводах ; он мне напомнил другого блажного, проживавшаго в Черемшанском заводе и известнаго под именем Борьки. мне вдруг сделалась ясной целая полоса заводской жизни, которая раньше только поражала своими резкими противоречиями.