IV.
В Черемшанском завод мне привелось прожить целое лето. В августе началась скверная дождливая погода, значит , наступила пора уезжать. Назначен день и час от езда, чемодан уложен . Ничего нет хуже этого неопределеннаго положения, которое остается до вырешеннаго от езда, когда ничем не можешь заняться и вообще чувствуешь себя прескверно. Наконец и лошади поданы, садишься в экипаж -- слава Богу, поехали. Грязь по колено, повозка грузно оседает в раз езженных колеях , лошади с подвязанными хвостами уныло шлепают копытами по разведенной, как кисель, грязи. А с сераго, печальнаго неба так и сыплется мелкий, как водяная пыль, безпощадный и всепроницающий дождь, который зарядил надолго. Одним словом , настоящее ненастье, которое нагоняет тоску даже на свиней. Повозка спускается с горы, где стоит церковь, на плотину, катится мимо заводской конторы, направо мелькают ряды дрянных деревянных лавок , составляющих в совокупности "базар ". -- А-ах , ешь тебя волк !..-- ругается ямщик , осаживая тройку. Начинается медленное слезание с козел , еще более медленное хождение вокруг экипажа, чесание в затылке, крепкия русския слова сквозь зубы, и в результате оказывается, что старый изгоревший ременный тяж лопнул . -- Не ворочаться же назад ,-- протестую я. -- Пошто ворочаться... На вот !.. Еще умный тяж -от был , вишь, догадался, где лопнуть, супротив самаго базара... Веревочку надо будет прихватить, вашескородие, живой рукой оборудуем !.. Под езжаем к крайним лавкам и останавливаемся. Экипаж окружают прасолы и приказчики, качают головами, хвалят умный тяж , бранят кучера, дают советы и т. д. Коренника выпрягают , и начинается безконечное налаживание варовиннаго тяжа; торгашам делать нечего, и она принимают самое деятельное участие в этой работе. Я смотрю от -нечего делать но сторонам . У одной лавки играют двое в шашки, у другой седой старик с хлыстом гоняется за голубями, вообще тоска и скука смертная, и всякий старается как -нибудь убит ненавистное время. Покупателей нет , но дома делать тоже нечего -- вот и сидят . На выручку умирающей от тоски публики из -за угла появляется Палач , и сейчас же начинается травля. -- Жирно с ел ... жирно с ел !..-- кричит седой старик , гонявший голубей. Палач устал , продрог , вообще измучен и едва вытаскивает из липкой грязи свои голыя ноги, так что едва отвечает на задиранье легкой руганью и каким -то рычаньем . Но с этот момент с другой стороны торопливой походкой приближается Борька и, конечно, несет шапку в руке. Два дурака разом -- это уж целое спасение от гнетущей всех тоски. Как над всеми блаженненькими, над Борькой все любили проделать какую-нибудь веселенькую штучку, без чего русский человек как -то не может обойтись, хотя и питает большую слабость ко всем блажным и тронувшимся. Над Борькой потешались те же самые люди, которые заботились о нем . Но больше всего ему доставалось на рынке от заводских торгашей, сходивших с ума от безделья: здесь первым делом , конечно, выучили Борьку пить водку, ругаться непечатными словами и т. д. Разсердить Борьку было довольно трудно, но если он выходил из себя, то лез драться к первому встречному с пеной у рта. Обыкновенно, как все тронутые люди, Борька "стервенился" из -за сущих пустяков , что и было особенно любопытно базарным Иванычам . -- Палач , Борька украл твое душевное зеркало!..-- послышались натравливанья с нескольких сторон разом . Палач как -то жалко моргает своими остановившимися глазами и, повидимому, не имеет никакого желания травить Борьку; он в своих отрепьях походит на ошпаренную когда-то веселым поваром бездомную уличную собаку, у которой один бок совсем голый, а на другом шерсть торчит скатавшимися клочьями. -- Борька, на твое место управителем сделали Палача...-- травят с другой стороны Борьку. Но блажные слишком промокли и устали и не поддаются на закидываемую удочку. Тогда седому старику, забавлявшемуся голубями, пришла счастливая мысль. -- Эй, ребята, перенесите-ка вот решетку в ту вон лавку,-- просит он блажных .-- По колачику дам за работу... Дело не трудное, потому что в решетке лежит всего несколько мешков из -под муки. Блажные немного поломались, но потом согласились, что и было нужно. Не успели они отойти с решеткой десяти шагов от лавки, как седой старик закричал : -- Борька, а Борька... ведь Палач -то надувает : ты один несешь решетку, а он так идет ... Борька остановился и вопросительно посмотрел на своего партнера: остроумная мысль никак не укладывается в его затемненном мозгу, и он , видимо, начинает подозревать Палача в мошенничестве. Вдобавок Палач улыбается самым нахальным образом . -- Иваныч , нехорошо... приказываю...-- бормочет Борька и трогается в путь, но его опять останавливают . Начинается настоящая травля. Блажные сначала спорили, потом принялись ругаться и кончили жестокой дракой, покатившись к удовольствию публики прямо в грязь. На меня эта сцена произвела самое тяжелое впечатление: около пустой решетки валялись в грязи с неистовым ревом две половинки отошедшаго в вечность крепостного уклада... Остается вопрос : навсегда ли миновало время людей, потерявших свое "душевное зеркало" в той или другой мере? Полагаю, что нет , по крайней мере, это верно для мудреной заводской жизни, где на каждом шагу такая масса противоречий... Конечно, героическия времена заводской каторги канули в вечность, но, с другой стороны, мимоидущее время, чреватое всяческими сюрпризами, несет много новых бед и зол . Но об этом в другой раз . 1885 г.