Выбрать главу

— Вы были в лесу во время грозы? — спросил его фон Митнахт.

— Да, был, — ответил тот.

— Молодую графиню не встречали?

— Молодую графиню? Как молодую графиню? — заикаясь, спросил Губерт и в растерянности уставился на слуг с фонарями.

— Да, вы не ослышались, я спрашиваю о молодой графине, — повторил управляющий. — Мы ищем ее, потому что она до сих пор не вернулась домой.

— Не вернулась домой? — опять переспросил побледневший и смущенный Губерт.

— Так вы не видели молодую графиню? Вы никого не видели? — взволнованно обратилась к нему Мария, всмотрелась в лесничего и отпрянула: таким она его еще никогда не видела.

Губерт был бледен как мертвец. Волосы и борода всклокочены. Одежда промокла насквозь.

— Слышал ли я что-нибудь? Да, я слышал крик, — ответил лесничий. — Но это было с час назад, во время грозы.

— Крик? Вы не могли разобрать — откуда? — в один голос воскликнули Мария и управляющий.

— Мне кажется, оттуда. — Лесничий указал в ту сторону, откуда, по его предположению, доносился крик.

— Это со стороны скал, — сказал фон Митнахт.

— О Боже! — воскликнула Мария. — Скорей туда!

— Лесничий! Возьмите с собой трех человек и идите по направлению к дубам, — распоряжался управляющий. — А мы с остальными пойдем к обрыву. Обыскивать каждое деревце, каждый кустик!

Губерт, кучер с фонарем и два конюха двинулись в указанном направлении. Фон Митнахт с оставшимися людьми свернул напрямик к известковым скалам.

Странное, жутковатое впечатление производили эти люди с фонарями, блуждающие по лесу. Скоро оба отряда потеряли друг друга из виду, так как двигались в противоположных направлениях.

Мария громко звала Лили. Далеко разносился голос управляющего. Но ответа не было. Лес погружен был в глубокое, мрачное безмолвие, и только эхо глухо и страшно вторило голосам.

Садовник с фонарем шел впереди. Два других работника освещали и обыскивали кусты, которые росли у дороги. Таким образом они подошли к опасному месту, где тропа приближалась к обрыву у известковых скал.

Вдруг садовник нагнулся.

— Что это? — воскликнул он, поднимая что-то с земли. — Кажется, это шляпка и вуаль молодой графини.

В мрачной ночной тишине, которую нарушал только доносящийся снизу шум прибоя, слова эти произвели на всех жуткое впечатление.

Мария подбежала к садовнику, выхватила у него из рук находку и поднесла к фонарику.

— Да, это шляпка и вуаль молодой графини.

— Но как очутились здесь эти вещи? — спросил управляющий, подходя ближе. — Может быть, порыв ветра сорвал их с головы? И в темноте молодая графиня не могла их найти?

— А вот ее платок, — сказала Мария, поднимая с земли что-то светлое. — Да, это платок Лили. Такой же мокрый, как и шляпа, и весь испачкан. На него наступили… А там и край обрыва…

— Неужели молодая графиня в темноте слишком близко подошла к обрыву? — заметил фон Митнахт. — О, это было бы ужасно!

— Нет, это невозможно! — воскликнула Мария. — Лили хорошо знает дорогу и не собьется с нее даже ночью. Она никогда не подойдет к самому краю обрыва.

— Смотрите! — воскликнул вдруг садовник. — Вот здесь, наверху, выворочена целая глыба земли. Ее нигде не видно. Господи, помилуй! Молодая графиня упала в пропасть!

Душераздирающий крик вырвался из груди Марии. С ужасом смотрела она на то место, куда указывал садовник.

Подошел фон Митнахт, чтобы убедиться в справедливости слов последнего.

— Гляньте, и мох здесь помят, местами даже содран, — заметил конюх, освещая то место, где происходила борьба. — Их, верно, было двое.

Тем временем и лесничий с остальными людьми вернулся с поисков.

Когда Губерт услышал о найденных вещах и об обрушенной глыбе земли, он застыл на месте, словно громом пораженный.

Управляющий и садовник внимательно осматривали место происшествия.

Фон Митнахт предупредил:

— Не подходите близко! Вы затопчете следы.

— Следы видны и на дороге, но дождь их уже сгладил, — сказал садовник. — Тут явно следы двух человек. Ведь не ходила же молодая графиня взад и вперед. И на мохе отпечатались разные следы. Их, по крайней мере, было двое.

Мария содрогнулась. В подобные минуты самое невообразимое и невозможное может показаться возможным. Она вдруг вообразила, что Лили вместе с Бруно…

— Здесь совершено преступление, — сказал вдруг садовник, пожилой, опытный человек. — Я уверен в этом. Взгляните сюда, господин управляющий, здесь явно происходила борьба.

— Вы ошибаетесь. Не могу себе представить, кто еще мог оказаться в лесу?

— Это одному Богу известно, — ответил садовник. — Но несчастье, которое произошло здесь, не было случайным. Отпечатки маленьких ступней молодой графини как бы размазаны. Она упиралась, сопротивлялась. Это убийство, и больше ничего.

Вне себя от горя и отчаяния, Мария обратилась к управляющему, не заметил ли он еще чего-нибудь, что навело бы на след Лили.

— Ничего, — объявил фон Митнахт. — Нет более никакого сомнения: она упала в пропасть.

Мария закрыла лицо руками и громко зарыдала.

— Да, ясно: это случилось не само по себе, — сказал графский кучер. Конюхи с ним согласились.

— А что думает по этому поводу лесничий? — спросил управляющий.

Ответа не последовало.

Все оглянулись, ища Губерта, но его не было. Он исчез так же внезапно, как и появился.

— Где же он? — спросил управляющий. Никто ему не ответил. — Кто-нибудь должен остаться охранять это место, — сказал фон Митнахт. — Шляпка, вуаль, следы — все должно оставаться в том виде, как есть. Если, действительно, совершено преступление, то это очень важно.

— Но мы порядочно натоптали, — заметил кучер. — Следы уже трудно различить.

— Не все затоптали. Вон еще видны отпечатки ног молодой графини.

— Оставайтесь здесь вдвоем, — сказал управляющий, указывая на садовника и работника. — Главное, чтобы все осталось в неприкосновенности. Я сию же минуту поспешу обратно в замок и доложу обо всем графине. А с рассветом можно будет отправить верхового нарочного в город.

— Разве нет никакой возможности спасти ее? — спросила Мария сквозь слезы. — Умоляю вас, господин Митнахт!

Управляющий пожал плечами.

— Мы ничем не можем помочь, фрейлейн, — сказал он серьезно и с участием. — Обрыв крут, почти отвесен и уходит в пучину моря. Если молодая графиня упала туда, что уже более не подлежит сомнению, — по собственной ли неосторожности или по вине кого-то другого, — то нечего и думать отыскать несчастную.