— Ваши посещения, господа, стали для меня очень утомительными. Я бы просила вас закончить все ваши дела в моих имениях сегодня же.
— Вы несправедливы, графиня! — спокойно возразил прокурор. — Мы только исполняем наш долг: мы обязаны известить вас о результатах известных вам исследований.
— Мы приехали сюда не по своей прихоти, а по насущной необходимости, — поддержал коллегу и стряпчий Шмидт. — Мы и так постарались сделать все так, чтобы вам было удобней.
— Прошу вас, все, что необходимо, сообщить мне сегодня, — холодно повторила графиня, жестом указывая на кресла и садясь сама. — Мои нервы не настолько крепки, чтобы спокойно относиться к этим неслыханным экспериментам.
— А между тем, графиня, должен сообщить вам, что наши предположения, о которых в прошлый раз мы говорили, вполне подтвердились, — сказал прокурор. — И, как ни тяжело для вас все это, я надеюсь, что вы не откажете нам в содействии, узнав подробности, которые сейчас расскажет вам господин стряпчий.
— Нами было произведено нечто вроде предварительного следствия, — начал Шмидт. — Выяснилось, что мы имеем дело с явным преступлением. Правда, пока не ясно, кто преступник. И для того, чтобы найти его, мы и обращаемся к вам с просьбой сообщить нам все, что вам известно касательно этого дела. Нередко незначительная деталь, пустое, на первый взгляд, обстоятельство ведут к разгадке.
— Продолжайте, сударь. Я со своей стороны постараюсь рассказать вам все, что об этом знаю, — сказала графиня.
— Опытный химик господин Польман сообщит нам о результатах проведенных им анализов. — Шмидт сделал жест в сторону ученого.
Но едва Польман начал свой рассказ, как графиня взволновалась и нервно попросила:
— Прошу вас пощадить меня и избавить от этих ужасных описаний. Скажите мне коротко лишь о результатах.
— Результатом же было открытие того факта, что яд наличествовал не только в трупе графа, но и в трупе графини, — сказал химик.
Видно было, что слова эти не оставили графиню равнодушной.
— Так, значит, это правда? Яд! — прошептала она. — Поистине, вы приехали с ужасным известием.
— Да, теперь вполне доказано, что граф и графиня умерли от яда, — подтвердил прокурор.
В первое мгновение Камилла была действительно ошарашена и напугана известием, которое грозило ей страшной опасностью, но она быстро овладела собой и в следующее мгновение была уже по-прежнему холодна и спокойна.
— Это все, конечно, ужасно, господа, — сказала она, — но я отчасти уже готова ко всему. Вы только подтверждаете мои предположения, которые давно, сразу же после смерти графа, возникли у меня. До сих пор я молчала из уважения к дорогому покойнику, но сейчас я вынуждена рассказать вам о своих подозрениях.
— Говорите, графиня, — попросил Шмидт.
— Позвольте сознаться вам в том, что бросилось мне в глаза еще при жизни мужа, — сказала графиня. — Когда я еще жила у моей дорогой подруги, покойной Анны, поведение графа иногда казалось мне странным: после его посещений больной графини ей делалось хуже. После смерти графини Анны я, как и обещала ей, связала свою судьбу с графом. И первое, что поразило меня в нашей совместной жизни — это его какая-то, как мне тогда показалось, болезненная недоверчивость ко мне: он никогда не впускал меня в свой кабинет. Однажды я не захотела выпить вина, налитого мне супругом, но он принудил, и ночью я почувствовала себя очень дурно. Тогда я стала наблюдать за графом и нашла, что время от времени, по известным дням, он был мрачен и расстроен. Я убеждена, что он принимал яд. У меня нет доказательств, однако я уверена, что были дни, когда граф чувствовал непреодолимое желание давать яд себе и другим.
— Такие случаи бывают, — согласился прокурор.
— Мой муж умер так же, как и его первая супруга, моя приятельница, — продолжала графиня. — Не стану описывать, что я выстрадала за это время. Доктора не могли победить болезнь, и теперь оказывается, мои предчувствия были справедливы: яд, и в самом деле, был причиною смерти обоих.
— Ваше показание очень важно, и мы очень благодарны за него, графиня, — сказал Шмидт. — Для меня непонятно только одно обстоятельство, мимо которого проходит ваше объяснение. Я говорю о том, что в трупах графа, графини и лесничего Милоша найден один и тот же яд.
— Стрихнин, — уточнил Польман.
— В самом деле, во всех трех трупах один и тот же яд — не странно ли? — согласился прокурор.
— Для меня это тоже необъяснимо, господа, — пожала плечами графиня. — Может быть, в замке этот яд для чего-то использовался?..
— Возможно, — согласился прокурор.
— Это надо проверить, — сказал стряпчий. — Допустим, граф отравил себя и графиню в припадках умственного расстройства. Тогда надо допустить, что оставшийся после смерти графа яд мог каким-то образом попасть в пищу, которую ел перед смертью Милош.
— На это я вам не могу ничего сказать. Могу только надеяться, что ваше расследование найдет ответы на все вопросы, касающиеся трех таинственных смертей. Единственное, что я могу предложить, — произвести в замке обыск. Тем более что мне самой поскорее хочется узнать истину.
— Ваше желание понятно, графиня, и мы поспешим воспользоваться вашим любезным приглашением, — сказал прокурор. — Очень может быть, что обыск выведет нас на истинный путь, который вообще нелегко найти в подобных случаях.
— Начните с моих комнат, господа, — сказала графиня и встала.
— Здесь мы меньше всего ожидаем что-либо найти, — возразил Шмидт. — Куда отсюда можно пройти, графиня? — спросил стряпчий, указывая на дверь в передней, напротив двери на половину графини.
— В покои моего умершего супруга.
— В таком случае начнем с них, — решил Шмидт.
— Как вам угодно, господа, — пожала плечами графиня и приказала: — Макс, откройте все двери в комнатах покойного графа… Здесь все осталось так, как было при графе.
— Тем лучше, — вполголоса сказал прокурор.
Все отправились на половину покойного графа, и начался тщательный обыск.
Вплоть до графского кабинета ничего интересного обнаружено не было. Наконец приступили к осмотру его письменного стола. Тщательно проверили все ящики. Но и в них не оказалось ничего подозрительного.
Вдруг Шмидт заметил потайной ящик. С помощью графини его удалось быстро открыть.
— Что это тут такое? — Шмидт передал химику Польману лежавший в ящике довольно большой пакет с порошком.
— Стрихнин, — сразу же определил химик.