Графиня выглянула вниз через перила и увидела Леона Брассара. Он был в страшном волнении. Вышедший ему навстречу слуга испуганно отскочил от него. Леон же, казалось, ничего не видел и не слышал.
Леон шел к лестнице, и графиня подумала, что он спешит к ней с каким-то важным известием. Не касается ли оно Этьена Аналеско? Не спасся ли он, чего доброго, и на сей раз?
А Леон тем временем поспешно взбежал на лестницу и, не замечая графини, прошел в ярко освещенную гостиную. Рыжие его волосы были всклокочены, лицо имело нездоровый зеленоватый оттенок, глаза были тусклы и неподвижны — в общем, он казался придавленным некой непомерной тяжестью.
— Не меня ли вы ищете так поздно, Леон? — спросила графиня, входя вслед за ним.
При виде графини лицо Брассара исказилось яростью, и та в недобром предчувствии невольно отступила.
— Да, я ищу тебя! — воскликнул Леон. — Я не мог ждать утра. Я бы задохнулся от гнева.
— Что с вами случилось? — удивилась графиня.
— Господи! Если бы я мог вернуть ему жизнь! — простонал Леон. — Да, это было бы твоей гибелью… Принц Аналеско был единственным человеком, которого ты боялась. Но нет — он умер… Я его убил… Но я оказался лишь послушным орудием в твоих руках. А ты, ты все задумала! Ты направила мою руку…
— Остановитесь! Вы с ума сошли! — воскликнула в ужасе графиня.
— А… Боишься, что кто-нибудь услышит? — сказал Леон. — Или опять отопрешься, скажешь, что ты ничего не знала?.. Ведь ты знала, что он мой отец. Что не его, а твоя вина, что мы так долго были в разлуке. И ты дошла до такой преступной низости, что, не поколебавшись, заставила меня поднять руку на собственного отца, который хотел вывести на чистую воду все твои злодеяния… Ты сделала это, прекрасно зная, что я твой сын, проклятая! Ты не пощадила своей собственной крови!..
— Замолчи! — прервала графиня. — Все это безумный бред.
— Да? Ты бы очень хотела сейчас сделать из меня сумасшедшего, так как боишься, что я донесу на тебя. Или ты полагаешь, что после всего случившегося я стану любить и уважать тебя как мать? Хороша мать, которая сына делает орудием своих позорных преступных замыслов!
— Я давно знаю, что ты мой сын, но кто тебе приказывал поднять руку на отца, кто толкал на этот поступок, кто сделал извергом, которому нечего ждать пощады от закона? Неужто я? Чем ты все это докажешь? — спросила графиня.
Леон злобно усмехнулся.
— Ты уже успела позабыть, что говорила и делала совсем недавно. И ты еще будешь утверждать, что не пыталась подговорить меня убить принца Аналеско? Не смеши меня своими неуклюжими попытками остаться чистой и ни в чем не повинной. Нет, это все твоих рук дело. И не смей лгать, не думай отрицать, иначе я тебя тут же задушу. Пусть и сам погибну, но отомщу за отца и себя. Неужели ты не боишься Божьего правосудия?
— Ступай к себе и успокойся, — велела графиня. — Ты ничего не потерял в том, что останешься моим сыном, а не сыном Этьена Аналеско.
— Твоим? Да есть ли что позорнее и преступнее этого? Я проклинаю тебя! Если бы я только мог возвратить жизнь своему отцу, я бы с радостью отдал ему свою! — Леон Брассар в бешенстве сжал кулаки. — Все будет прощено, для всякого грешника будет Бог милосерден. А ты, ты останешься проклята навеки!
— Ты хочешь разбудить своими криками всю прислугу, глупец? — разгневалась графиня.
— А чего тебе бояться? — злобно усмехнулся Леон. — Тебя же ничто не страшит. Разве тебя может тронуть, что всем своим нерадостным прошлым я всецело обязан тебе? Слишком поздно я это понял. Но не слишком еще поздно, чтобы возненавидеть тебя всеми силами души. Я — твой сын, и я ненавижу и проклинаю тебя! Я должен был бы убить и тебя. Но все впереди, и, предупреждаю, берегись теперь того, кому ты когда-то дала жизнь!
Графиня поняла, что сейчас она сделать совершенно ничего не сможет, что надо позволить гневу Леона выйти наружу.
— Хорошо, — сказала она холодно и спокойно. — Завтра мы закончим этот разговор, а пока иди к себе. Кстати, кто открыл тебе тайну твоего рождения?
— Человек, к которому я чувствовал такую же необъяснимую вражду, как и к отцу: асессор Бруно фон Вильденфельс.
Пошатываясь, Леон вышел из гостиной.
«Так вот кто… — подумала графиня с неприязнью. — А с тобой, дорогой сынок, я еще завтра поговорю. Завтра я тебя образумлю. Но, боюсь, для меня ты уже потерян. Теперь главное — не дать тебе снова сойтись с Вильденфельсом. Ты был бы слишком опасен в руках моих врагов».
XXX. НЕСЧАСТЬЯ ГУБЕРТА
Губерт избежал обвинения в причастности к убийству Артизана, но опасность не миновала, поэтому он и решил бежать и постараться исчезнуть, затеряться на просторах Америки. Целый день ехал он на поезде, пока наконец не почувствовал себя в безопасности.
Он стал искать какое-нибудь занятие, способное прокормить его, поскольку скудные его средства были уже на исходе. Но поиски были бесплодными. Рабочих рук везде хватало с избытком и ему всюду отвечали отказом.
Тогда Губерт решил идти дальше пешком, чтобы протянуть на оставшиеся деньги хоть сколько-нибудь еще.
Губерт еще недостаточно изучил условия американской жизни, а потому присоединился к встретившемуся ему на дороге пожилому разносчику товаров. Тот, правда, и сам впервые был в этой местности, но человек оказался опытный, бывалый, а это для Губерта имело немаловажное значение.
Первый день пути прошел без особых приключений. К вечеру, утомленные и разбитые, они присели отдохнуть на опушке леса. Мимо них молодой человек верхом на лошади прогнал стадо коров. Очевидно, неподалеку была большая ферма.
Губерт предложил своему спутнику поискать там приют на ночь. Разносчик товаров согласился, и они снова тронулись в путь. Тяжелый ящик с товарами, висевший у него за спиной, явно тяготил старика. Заметив это, Губерт взялся помочь, взвалив ящик себе на плечи, чем спутник остался страшно доволен.
Уже смеркалось, когда они увидели несколько красивых бревенчатых домов, обнесенных высоким, крепким частоколом.
Не обращая внимания на собак, которые встретили их громким лаем, они вошли через ворота во двор, где несколько работников загоняли скот в хлев. Один из них распоряжался и был, должно быть, хозяином.
Губерт, не успевший спустить с плеч ящик, не заметил, как, оглядев его с головы до ног, фермер по-своему свистнул, и один из работников побежал запирать ворота.
— Вы хозяин фермы? — спросил Губерт на ломаном английском.
— Не скрывайтесь, приятель, — насмешливо сказал ему фермер. — Говорите по-немецки, как и в тот раз. Я сразу вас узнал, вы почти не изменились за это время.