Так и хотелось ему сказать: «Господи! Да это же комедия!»
Но вот Пирам и Фисба, после долгой агонии и предсмертных вздохов, наконец умерли. Затем поднялись и поклонились зрителям. Лорд Элкомб учтиво похлопал. Леди даже не одарила актеров кивком. Генри, казалось, готов был вот-вот убежать прочь. Так что Кутберт вновь был единственным, кто не скрывал своей признательности и одобрения. Эх, нам бы аудиторию сплошь из таких вот Кутбертов, подумал я (хотя на тот момент я, конечно, не знал, что Кутберта зовут Кутбертом).
Томас Поуп и Роберт Синкло подошли к Элкомбам, чтобы представиться. Последние наконец позволили себе улыбнуться, а то я уже начал сомневаться, для чего мы вообще сюда приехали. Вместе со мной, похоже, и вся труппа вздохнула с облегчением.
Дальше было еще интереснее. Лорд Элкомб сделал шаг вперед и, забавно помахав рукой, дабы привлечь наше внимание, произнес:
– Добро пожаловать в Инстед-хаус, уважаемые джентльмены. Вы должны простить нас за то, что не воздаем достойных почестей вашей игре, это всё приготовления к свадьбе нашего сына. Столько суматохи… Но, поверьте, ваше присутствие мы почитаем за честь. С некоторыми из вас я давно знаком, но, вижу, в труппе появилось много новых лиц. Вам, последним, мое сердечное приветствие.
Я с трудом верил в то, что этот господин мог быть сердечным вообще в чем-либо. Тем не менее он подошел к нам, пожал руки и с некоторыми даже обменялся любезностями. Леди Элкомб беседовала с «ветеранами», Генри все-таки улучил момент и исчез, а Кутберт присоединился к отцу.
В подходящий момент я шепнул Сэвиджу:
– Ну что ж, вежливости ему не занимать.
– Подожди. Ты его еще не знаешь.
Тень, которую я заметил недавно, вновь пробежала по лицу моего приятеля.
– А ты, конечно, знаешь.
Как вы понимаете, мне было очень любопытно, чем же так не приглянулся Лоренсу наш хозяин.
– Не так, как ты думаешь, Николас. Я с ним не пью и не вожу дружбы. Я просто актер. Но кое-что мне о нем известно.
Продолжения я так и не дождался. Лоренс не сказал более ни слова. Он вообще незаметно ушел, чтобы не встречаться с Элкомбом лицом к лицу и не жать ему руку.
Стояло прелестное летнее утро. Я поглядел в окно, а когда, обернувшись, столкнулся с тем, кого удачно избежал Сэвидж, Джек Хорнер, оказавшийся тут же, представил меня:
– Николас Ревилл, милорд.
Мне ничего не оставалось делать, как поклониться.
– К вашим услугам, мастер Ревилл.
– Милорд.
– Вы недавно в труппе, не так ли?
– С прошлой осени, милорд. Роль в «Гамлете» мастера Шекспира.
– А какие были после… хм? – спросил Элкомб.
Я насторожился. Может быть, пристальный взгляд его ледяных голубых глаз смутил меня или то, что они были близко посажены… Трудно сказать. Вполне возможно, я просто оказался под впечатлением слов Сэвиджа.
– О, довольно незаметные. Отравители, послы…
– Но в «Сне» вам досталась роль более существенная?
– Да, Лизандра. Одного из любовников.
– Одного из нескольких, как я понимаю. – Губы Элкомба растянулись не то в усмешке, не то в типичной его улыбке.
– Порой любящих против своей воли, – добавил я.
– Что вы имеете в виду… хм?
Что я имею в виду… Да ничего особенного. Только теперь мне было необходимо дать кое-какие объяснения своим словам.
– Видите ли, в пьесе много влюбленных, по желанию и… или против него, – промямлил я под жестким взглядом Элкомба, который теперь и не думал улыбаться. – Как… например… как Титания и Моток. Королеве фей и в голову бы не пришло влюбиться в этого осла. Или, скажем, мой Лизандр. Он тоже стал жертвой волшебного отвара Пака. Так что должен был влюбиться в первого встречного, которого увидит. То есть против своей воли… Вот что я хотел сказать.
– Отвар творит любовь. Хм…
Как видите, у Элкомба была странная привычка завершать свои реплики этим «хм». Может быть, поэтому я продолжил:
– И, милорд, я думаю, что…
– Да?…
Я впал в замешательство. Почему-то мне вдруг показалось нахальством объяснять замысел Шекспира за него. Но, как бы то ни было, драматурга рядом не было, чтобы меня поправлять, так что была не была.
– Я думаю, мастер Шекспир объясняет, что людям свойственно часто менять свои сердечные склонности. Сегодня – Гермия, завтра, а может быть, в следующую минуту – Елена… Мы полностью во власти любви. Она может заставить нас полюбить даже какого-нибудь шута или полное ничтожество…
– Продолжайте. – Элкомб прекрасно держал себя в руках. Иллюзия, что ему крайне интересны взгляды жалкого лицедея, была полной.
– Но порой, страдая от такой изменчивости… (Господи! Что я говорю!) Мы… э-э-э… чтобы объяснить ее, выдумываем всяческие зелья, которые якобы заставляют нас вести себя именно так, а не иначе. Потом мы начинаем воображать разных фей и эльфов, которые будто бы очаровывают нас и добиваются от нас того, что мы бы и так сделали.