Но наблюдать довелось недолго, свет в зале внезапно померк, наверное, нашла туча, а я странным образом оказалась снаружи старинного особяка, шла вдоль ограды в намерении ступить на газон. …И вообще, то оказался темный вечер, ветер гнул до земли невидимые высокие травы, они шелестели вокруг меня, словно исполняя мелодию на экзотических инструментах. Неслись по небу быстрые короткие тучи, в разрывах тьмы появлялась и скрывалась луна, а памятник Петру за моей спиной пронзительно освещался мертвенным бледным светом. Я тем временем торопилась добраться до дверей особняка-клиники, но никак не удавалось. Какой-то бесконечный газон распростерся во тьме, однако следовало его миновать, потому что в дверях особняка ждал профессор. Он стоял в белеющем распахнутом халате, манил и подзывал к себе жестами обеих рук. Следовало сообщить ему нечто важное, главное — успеть!
Нежданно скоро темный газон подошел к концу, я оказалась у дверного проема, шагнула в к белой фигуре, но она вдруг отдалилась и исчезла. Тут же передо мной зазияла чернота в провале, дверь тоже куда-то делась. Шагнуть внутрь я не успела, только оглянулась — вечер все длился. Но тут же почти без перерыва занялся день. Слишком яркие цветные лучи просочились сквозь окна и закрытые веки, далее непосредственно… Глаза открылись сами собой. Фигура в белом, как сидела у печки, так никуда и не двинулась, а у меня отложилась в памяти фраза: «Вечером непременно сюда приду. Надо прийти…» И запомнилась с особой настоятельностью.
Сон внезапно сдвинулся, я поняла, что тот профессор снился, а этот сидит в зале. И ничего мне не надо! Профессор с Варечкой продлили собеседование еще пару минут, не дольше, потом разрознились, плотно обсели меня по бокам и стали извиняться.
— А вот сейчас моего чайку! — радушно предложил профессор Глеб Кузьмицкий. — Мигом сделаем и опробуем на Кате. Варюша после него бодрая, как птичка-малиновка. А то мы бедную Катю вконец утомили.
Варюша закивала головой в полнейшем согласии с дядей, и мне пришлось согласиться на чаек, чтобы никого не обидеть. Одно было ясно, сон мне привиделся не простой, а вещий, навелся точно, но прошел по краешку. Я уловила сообщение почти наяву, а не во тьме подсознания. Ошибочка вышла у дядюшки Глеба, профессора-магнетизера. Хотя усыпил он гостью лихо, ничего не скажешь.
Чай и вправду оказался ничего себе, со свежим привкусом, хозяева дружно уговорили меня на вторую чашку. Тем временем Варечка докладывала дяде, кой черт нас несет вдвоем в местечко подле Венеции, и по какому именно каверзному делу мы собрались посетить отель на берегу Адриатического моря. Я слушала в некотором забытьи, старательно вникала в детали будущего предприятия, даже вносила свои реплики в беседу и чувствовала себя неплохо, пока не обнаружила, глянув на часы, что кузен Сережа давно ждет меня у ограды. Минут двадцать прошло после положеннего срока, а я ведь старалась следить за временем.
Пришлось прервать чаепитие и запросить извинений. И конечно же, Варечка любезно напомнила, что обещала проводить меня насквозь, тогда мы обойдемся буквально парою минут. Дядя-профессор Кузьмицкий неохотно согласился с нами расстаться, но проводил до входных дверей и в точности оказался на том месте, где я потеряла его в сновидении. Только мы с Варечкой собирались удалиться, а вовсе не приблизиться.
На прощанье дядя Глеб пообещал помочь, если у меня возникнут проблемы с ребенком, «а то для чего же нужны друзья»? И пока мы с Варей одолевали газон под палящим солнцем, я никак не могла вспомнить, когда и кто говорил, что ребенок имеется в наличии. Сама я вроде не упоминала ничего подобногого. Так и не припомнила, к большой досаде на себя.
По узкому тротуару мы пошли прямиком вниз, Варечка щебетала о венецианской Ривьере, я слушала одним ухом, а второе оставалось открытым для внутренних сообщений — в них стало проклевываться невнятное содержание. Глаза тем временем следили за иллюзорными эволюциями речного монумента. Гигантский Петр при мачте, сначала грузно паривший над переулком, по мере нашего спуска исчезал за крышами домов, затем осталась одна черная рука, застывшая в прощальном приветствии, под конец и она затонула вместе с обломком мачты.
«Странное все-таки впечатление сложилось», — думалось тяжко и с напряжением. — «Профессор и от племянницы Вари что-то скрывает, мы обе сидели у него как подопытные птички-малиновки, щебетали, а он смотрел и слушал.» Тут вовремя подоспела Варечка, не дала досовещаться с собой и повлекла в подворотню, вернее, под арку старого дома, незаметно выросшего на нашем пути.