Но вернусь к Афгану. Здесь я по-настоящему понял, что такое контрразведка. Оперативные комбинации, разработки, работа с агентурой, вербовка, захваты, допросы — все эти термины из вялосоветской рутины стали горячей огненно-кровавой реальностью.
Контрразведка ХАД наводила подлинный ужас на душманов. К середине второго года я свободно говорил на фарси и дари. Оказалось, что у меня способности к языкам. А благодаря кавказской внешности, дед мой был армянином, мне не раз приходилось работать среди афганцев. Мой оперативный псевдоним был «Алгуль». Помню, как однажды в одной приграничной провинции пришлось работать в оперативном прикрытии одного чернобородого муллы: Потом, спустя несколько лет, я увидел его на экране телевизора. Оказалось, что это был советский генерал Ким Цоголов.
Из Афгана я вернулся майором. За боевые операции был награжден орденом и медалями. Но главное, я вернулся убежденным контрразведчиком. Хотелось настоящей работы. К этому моменту я уже хорошо понимал, что может стать с нашей страной, если к власти не придут энергичные волевые люди. Получил лестное предложение в Москву в одно из главных управлений. Казалось бы, самое горячее место. Но: Оказался я все в том же стоячем болоте, только размером и масштабами столицы: Там меня и встретил август 1991 года.
Мое ощущение тех дней можно выразить тремя словами: отчаянная, тупая безысходность. КГБ был не только не способен стать силовым и интеллектуальным центром ГКЧП, но и оказался просто не готов к происходящим событиям.
Везде царили разброд и шатания. В каждом отделе, в каждом подразделении произошел незримый раскол на апатичное, испуганное вялое большинство, которое мечтало только об одном: «Скорее бы все кончилось, а уж мы будем нужны любой власти!», и тех немногих, кто искренне пытался помочь своей стране.
С мест же шла обычная отписная бодяга: «обстановка стабильная… трудящиеся поддерживают решения… единичные случаи агитации».
Все начальство с утра до вечера проводило на бесконечных совещаниях, которые ничем не заканчивались.
Помню, мой хороший еще с афганских времен товарищ, офицер «наружки», вернулся злой как черт. Он с утра «водил» Бурбулиса. «Твою мать! Чего они (начальство) ждут! Их надо брать немедленно. Бабки чемоданами к „Белому дому“ свозят, шарятся по воинским частям, МВД. Еще пару дней — и можно сливать советскую власть к едрене фене…»
Команда, которая готова была арестовать Ельцина при выходе из дома, получила приказ «пока не трогать!»
Получили информацию о том, что московский ОМОН готов выступить в поддержку Ельцина. Была возможность вывести большую его часть только со спецсредствами с базы и быстро ее занять, разоружить. Команда «Отставить! Наблюдать! Докладывать о развитии событий!»
Военные контрразведчики доложили о том, что командующий войск связи генерал Кобец передает Ельцину сов. секретные и ОВ документы, фактически открыл доступ американцам к секретной связи. Просят немедленной санкции на задержание и арест. Никакой реакции.
Информация — оперативный дежурный аэродрома «Чкаловский» докладывает по городскому телефону полковнику ельцинского штаба Самойлову, откуда и сколько должно прибыть бортов с десантниками. Его даже никто не отстраняет от дежурства.
По направлению к Аэропорту «Внуково» движется «Волга» госномера XXX, везет копии указов президента России и Верховного Совета. В аэропорту они будут розданы пилотам, которые выразили согласие доставить в Советы областных городов. Оперативники просят разрешить задержать «Волгу». Никакой реакции. Самолеты улетают. На следующий день целый ряд областных Советов выступил в поддержку Ельцина.
Все это страшная мозаика катастрофы тех дней.
КГБ оказался монстром на глиняных ногах и просто рассыпался на глазах.
Помню картину тех дней. В кабинете председателя уселся Бакатин. Им объявлен «демонтаж коммунистического монстра КГБ». По коридорам Лубянки бегают какие-то неопрятные юнцы с «демросовскими» значками, гордо расхаживают какие-то «проверяющие», «инспекторы», члены каких-то «комиссий». Ошалело бродят бывшие диссиденты.
Уже пронесся слух, что американцам сдают всю «прослушку» их посольства. И вот два полковника чуть не до драки схлестнулись в одном кабинете. Один хочет идти к Бакатину и передать материалы по одной из систем, не попавшей в упомянутый список. Другой называет его цэрэушником и сволочью и отказывается отдать своему соседу-начальнику техническое описание. Первый матерится и рычит, что это единственный способ уцелеть в грядущей чистке, а у него двое детей и ни квартиры, ни машины: