Люси открыла рот — судя по выражению ее глаз, она хотела снова заговорить о пении, — но я оборвала ее.
— У тебя потрясающая прическа.
Она прищурилась, точно зная, что я сделала. Но она не обращала на это внимания, глядя на длинные пряди своих волос и пропуская прядь между пальцами.
— Еще одна процедура, и я верну свой естественный цвет.
— Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к блондинке, — сказала Керриган, заставив нас рассмеяться.
Когда Люси сбежала из Нэшвилла, она покрасила волосы в черный цвет. Но Люси больше не была брюнеткой, и мне было приятно смотреть на нее и видеть золотистые пряди, словно поцелованные солнечным светом. Даже если краска была куплена в супермаркете.
Пока мы потягивали кофе, тишина в кафе сменила суету. Субботняя суета начала спадать. Я редко завтракала здесь, но «Уайт Оук» стал моим любимым местом для позднего ланча.
Снаружи кафе напоминало деревенскую забегаловку. Но, по словам Керриган, владельцы сделали ремонт около пяти лет назад, придав интерьеру модную атмосферу.
Полы, выложенные белой плиткой, сверкали. На одной стене, покрытой меловой доской, печатными буквами были написаны специальные предложения на каждый день. Перед стеклянной витриной располагались три желанные кабинки, и нам посчастливилось заполучить одну из них сегодня утром. У дальней стены была длинная стойка, за которой я обычно ела еду в одиночестве. В остальном пространство было заполнено столами и стульями из белого дуба.
— Это место не напоминает тебе «Хант»? — спросила я Люси.
Она улыбнулась.
— Когда я пришла сюда первый раз, то так и подумала. Не хватает только внутреннего дворика и уличного музыканта на углу.
Мы вдвоем часто проводили утро в «Хант» в Нэшвилле — до того, как эта стерва-преследовательница закрыла для нас вход в это кафе. После того, как в наш почтовый ящик попало достаточное количество фотографий, на которых мы вдвоем сидим во внутреннем дворике, мы начали сидеть внутри. До тех пор, пока не появились фотографии внутри, и, в конце концов, поход в «Хант» просто не стоил того. Не тогда, когда мы могли есть еду навынос в пижамах и не быть сфотографированными.
Когда Люси стала звездой, на нее обратил внимание преследователь. Больная сучка, из-за которой мы обе прошли через ад. Люси сбежала из Нэшвилла и приехала в Каламити, чтобы спрятаться. Преследователю это не очень понравилось, и в отсутствие Люси я стала ее следующей мишенью.
После угроз, пулевых ранений и опеки я тоже сбежала из Нэшвилла. Прятаться в Монтане с моей лучшей подругой казалось гораздо лучшей идеей, чем ждать очередного жуткого письма, смс или фотографии.
Вот только, приехав в Монтану, я привела преследователя прямо к входной двери Люси.
Если бы не Дюк, преследователь убил бы нас. Он получил пулю, предназначавшуюся Люси, оборвав жизнь преследователя и ее тираду о страхе.
Прошло пять месяцев, но бывали дни, когда я все еще слышала грохот выстрела. Когда я все еще чувствовала запах крови и смерти. Когда волосы у меня на затылке вставали дыбом, как будто за мной наблюдали.
Я снова повернулась к окну, но на этот раз мой взгляд не был прикован к галерее, расположенной дальше по улице. На этот раз я осмотрела тротуары.
— Мы когда-нибудь перестанем оглядываться? — прошептала я.
— Надеюсь. — Люси протянула руку через стол и накрыла мою. Когда я взглянула на нее, она тоже смотрела в окно.
Преследователь разрушил слишком много мест, и я не собиралась позволить ей забрать и это. Я заставила себя отвести взгляд от окна.
— Есть какие-нибудь новости о съемщике фермерского дома? — спросила я Керриган.
Она застонала.
— Нет.
— Сейчас зима. Я не могу себе представить, что люди хотят арендовать дом зимой.
— Именно. На данный момент у меня есть три свободных дома. Если я смогу сдать хотя бы один до весны, это будет здорово.
Керриган владела довольно большим количеством недвижимости в городе, позиционируя себя как магнат в сфере недвижимости Каламити. Когда Люси переехала в Каламити, Керриган сдала ей фермерский дом на окраине города.
Тот самый фермерский дом, куда за мной последовал преследователь.
Неудивительно, что местные жители не арендовали фермерский дом у Керриган. Новость о стрельбе в нем на несколько недель поглотила Каламити. Никто не хотел жить в доме, где шериф застрелил женщину.
И все потому, что я была дурой.
Меня грызло чувство вины, и на кончике моего языка вертелось «Прости». Я уже потеряла счет тому, сколько раз извинялась перед Люси за то, что подвергла ее жизнь риску, и перед Керриган за то, что разрушила репутацию ее дома. Никто из них не винил меня, но это не избавило меня от стыда.