По крайней мере, я предполагала, что все ее электронные письма были краткими. Я никогда не получала писем с нежным тоном или дружеским приветствием, так что, должно быть, именно так она общалась со всеми.
Или, может быть, только со мной.
Эверли,
Мы с твоим отцом ждем твоего ответа на наш вопрос, который мы задали на прошлой неделе. Мы выделили час, чтобы позвонить тебе сегодня вечером в пять часов по Горному стандартному времени (прим. ред.: горный часовой пояс — это зона, в которой в зимние месяцы используется Горное стандартное время, а в летние — Горное летнее время). Пожалуйста, ожидай.
Синтия Санчес-Кристиан, член совета директоров, магистр бухгалтерского учета
Она никогда не подписывала свои электронные письма «Мама». В них никогда не было: «я люблю тебя», «я горжусь тобой», «я злюсь на тебя», «я рада за тебя». Потому что Синтия Санчес-Кристиан была равнодушна, когда дело касалось ее дочери. Вероятно, именно поэтому я избегала ее.
Пять часов. Это означало, что у меня оставалось меньше суток до того, как я получу привилегию услышать о ее незаинтересованности в моей жизни, потому что пропуск нашего запланированного разговора привел бы к еще большему количеству электронных писем, которые я не хотела получать.
Я удалила сообщение и встала, бросив планшет на диван, прежде чем вернуться к окну. Я прислонилась к раме, чувствуя, как прозрачные белые шторы от пола до потолка колышутся у меня над плечом.
В Каламити я была с сентября. После преследователя ни у Люси, ни у меня не было особого желания возвращаться в Нэшвилл за своими вещами, поэтому мы отправили одежду и другие личные вещи в Монтану специальной компанией. Мебель, точнее, та ее часть, которая не была изрешечена пулями, была подарена и забыта. Оставив меня с чистым листом, которым была эта квартира.
Керриган навела здесь порядок еще до того, как я въехала, убрав весь хлам и вычистив ее сверху донизу. Но она оставила необработанные края, кирпич, стекло и незаконченный потолок. Я смягчила обстановку комнаты с помощью текстур, таких как занавески и моя роскошная белая кровать. Все, что я купила, было белого или кремового оттенка. То, чего квартире не хватало в цвете внутри, было компенсировано Каламити снаружи.
Прошлой осенью, когда деревья превратились в калейдоскоп красных, оранжевых и лимонно-зеленых красок, я оставляла занавески широко открытыми, чтобы краски проникали внутрь. Затем их сменила зимняя хандра. Я не могла дождаться весенней зелени и желтого лета.
Они оживляли комнату и манили меня выйти на улицу.
У меня не было машины. В Нэшвилле она мне была не нужна. Поэтому я ходила пешком, куда бы ни пришлось. В продуктовый магазин. В банк. В крошечный кинотеатр. Если мне когда-то было что-то нужно, Люси отвозила меня на дальние расстояния вместе со своим песиком Чеддер, который ездил на переднем сидении.
Жизнь в маленьком городке была приятной сменой городской суеты. По словам Дюка, летом в Каламити будет более оживленно. Туристы будут стекаться в этот район, заполняя улицы и магазины. Но сегодня вечером, когда часы показывали раннее утро, было тихо. Очень тихо.
На другой стороне улицы, двумя кварталами ниже, в электрически-оранжевом сиянии неоновой вывески бара «Джейн» падающий снег превращался в рыжие хлопья. Перед входом стояли всего две машины, занявшие места на парковке по диагонали, ближе к двери. Как будто зная, что я ждала, двое мужчин вышли на улицу, пожали друг другу руки, прежде чем сесть в свои машины, задние фары которых вскоре исчезли.
Первая улица была пуста.
Одиночество, более темное, чем небо, и более холодное, чем снег, пробрало меня до костей.
Что я делаю со своей жизнью?
Я отскочила от окна и пересекла комнату, чтобы снять верхнюю одежду с вешалки у двери. Я надела зеленую парку, которую купила перед Рождеством, и натянула сапоги до колен. Затем выскочила за дверь, прежде чем смогла убедить себя забраться в безопасную постель.
Жизнь в Каламити — по крайней мере, моя жизнь — была скучной, и я была более чем довольна этой чертой. Вот только, в данный момент, когда меня ничто не отвлекало, вопрос, терзающий мою совесть, вопрос, из-за которого одиночество становилось все глубже, будет мучить меня всю ночь.
Что я делаю со своей жизнью?
Только не сегодня. Это будет темой завтрашнего разговора с родителями, и сейчас я не собиралась об этом задумываться.