Бедная девочка закричала от стыда и горя, бросилась к изножью кровати, поспешно оделась, оттолкнула старуху, письмо и деньги и устремилась прочь из этого дома.
Но, оказавшись на улице, она должна была решить, как быть дальше.
Она не знала этого.
Вернуться к мадемуазель Франкотт?
Невозможно! Что сказать? Как объяснить свое отсутствие и свое возвращение? Какое объяснение придумать своему горю?
Она обшарила свои карманы.
У нее было при себе тридцать или сорок франков — это было все ее состояние.
Она обратила свои мысли к смерти; но мужество, поддерживавшее ее во время первой попытки самоубийства, полностью покинуло ее во втором случае.
Она шла наугад, не разбирая дороги, держась за стены, и была так бледна, что многие прохожие обращались к ней с вопросом:
— Что с вами, дитя мое?
— Ничего! — односложно отвечала Тереза.
И она продолжала свой путь.
В ее ответе чувствовалась такая боль, что ей уступали дорогу с некоторым почтением. В подлинном горе заключено свое величие.
Так она шла, спотыкаясь, не видя ничего и не зная, куда несут ее ноги.
Она добралась до предместья Ла-Грапп.
Вскоре слезы, скопившиеся у нее в груди, настойчиво заявили о своем желании излиться наружу, и Тереза, понимая, что она сейчас разрыдается, стала искать место, где можно было бы свободно поплакать.
Под рукой у нее оказалась калитка, и она толкнула ее.
Калитка открылась в темный, узкий и сырой проход.
Тереза вошла в него.
Едва она это сделала, как ее страдание вырвалось наружу и слезы градом покатились по щекам.
Это случилось вовремя: ее сердце готово было разорваться.
Сколько времени она проплакала так в этом проходе? Этого она не могла сказать.
Почувствовав, что она слабеет, и оглядываясь, куда бы присесть, Тереза увидела какую-то лестницу и села на первую ступеньку.
Из состояния оцепенения она вышла, почувствовав, что кто-то прикоснулся к ее плечу.
То была старая женщина, живущая в этом доме; возвращаясь к себе, она заметила, как в полумраке вырисовывается нечто похожее на силуэт человека.
Тереза подняла голову; она даже и не подумала вытереть слезы, катившиеся по ее прелестному лицу.
Это горе, такое искреннее, что невозможно было в нем обмануться, растрогало пожилую женщину.
Она участливо спросила у девушки, чем та занимается, чего бы хотела, и может ли она со своей стороны оказать ей какую-либо услугу.
Ответ Терезы состоял из полуправды-полулжи.
Девушка сказала, что она белошвейка, что хозяйка прогнала ее и теперь она ищет жилье.
Все это было вполне правдоподобно, кроме одного — того, что столь маленькая беда послужила причиной такого большого горя.
— Вы хорошая мастерица? — спросила старая женщина.
Тереза, ничего не отвечая, показала ей воротничок, который она вышила своими руками и носила на шее.
Это был подлинный шедевр.
— Полно! — сказала женщина. — Если с помощью иголки вы способны делать подобные вещи, то не стоит волноваться: голодная смерть вам не грозит.
Тереза ничего не ответила.
— Вы ищите жилье? — спросила старуха.
На этот раз Тереза утвердительно кивнула.
— Ну, что ж, в доме как раз сдается одна комната; она полностью обставлена и плата за нее не слишком высока. Черт возьми! Комната не так уж и хороша, но за восемнадцать франков в месяц нельзя требовать дворец. Но одно условие: за первые две недели придется заплатить вперед девять франков.
Тереза вынула из кармана две монеты по пять франков.
— Заплатите, — сказала она.
— Но вы даже не знаете, подойдет ли она вам? — спросила старуха.
— Она мне подойдет, — ответила Тереза.
— Хорошо, тогда идите за мной.
Старуха поднималась первой; Тереза шла за ней. Старуха остановилась на третьем этаже, где жила хозяйка дома.
Сделка состоялась очень быстро; хозяйка задавала своим жильцам только один вопрос: "Вы можете заплатить вперед?" — ничто другое ее не волновало. И если они отвечали "Да", то были желанными гостями.
Через десять минут Тереза уже разместилась в каморке, где ее позднее нашел шевалье де ла Гравери.
В тот же день, отложив некоторую сумму на питание, так, чтобы ее хватило на неделю, Тереза попросила пожилую женщину на все оставшиеся деньги купить ей кисею, иголки и нитки для вышивания.
Что касается вышивок, она имела привычку сама делать для них рисунки.