— А мы тогда на что в доме?
— Яна…
Чуть не подпрыгнув на месте, Инги счастливо улыбнулся.
— Я травы могу учить!
— А у нас и травник подходящий есть.
Подмигнув мальчишке, Яна повернулась ко мне, несказанно довольная собственной шалостью, но я поспешил остудить ее строгим взглядом. Потрепав волчонка по голове, я постарался донести как можно спокойно и понятно:
— Сказать честно, мне хотелось бы, чтобы ты остался здесь и занялся травником, но пока ты слишком мал для принятия настолько серьезных решений. Остановимся на том, что станешь помощником. Будешь следить за тем, что я делаю, и запоминать, в первую очередь для собственной пользы. Хорошо?
— Хорошо.
В больших бездонных глазах показалось столько благодарности и радости, сколько я не мог представить и во всем тщедушном теле волчонка. На свою беду я не сразу понял, о чем именно попросил Инги, и как мои слова для него прозвучали. К концу следующего дня я отчаянно пытался придумать, чем таким занять его, чтобы хотя бы на пять минут остаться наедине с собой. Как самый прилежный ученик на свете, он следовал за мной хвостиком, куда бы я не пошел, и, цепляясь за край моей кофты, вставал рядом, внимательно наблюдая за работой, будь то варка снадобий, готовка или прием больных в просторной кухне.
— Какой у вас ответственный помощник! Как он мне моего старшего напоминает, тот тоже первые лет пять меня даже отлучиться не пускал, а уже о том, чтобы как-то с мужем днем время провести, даже думать не приходилось.
Протянув мне на осмотр обожжённую сковородой ладонь, краснощекая торговка Еля склонилась к волчонку, заинтересованно разглядывая его лицо и явно смущая, но даже так мальчишка не отошел и с достоинством выдержал восхищенные причитания женщины.
— Ай какой славный, только худенький совсем, и одежда не по размеру. Ведьмак, ты что мальчонку не кормишь? И одежку не купишь впору?
— Он у меня второй день.
— Да ты что?! А я думала уж месяц, с тех пор как ты от Роськи стал прятаться. Ну ничего, я тебе у соседки молока выпишу, жирного, парного, мигом вытянется, еще выше тебя станет, а уж жених какой выйдет, всем девкам на загляденье.
Шустро одернув перекошенную рубашку Инги, торговка достала из кармана небольшой гребешок и ловко причесала лохматую макушку волчонка. Не желая отступать и уходить от меня, мальчик замер на месте как вкопанный, неловко переминаясь с ноги на ногу и отчаянно краснея.
— Еля, не дергайся, пока я руку обрабатываю.
— Да потри срезом картошки, и я побегу.
— Что ж ты сама это не сделала? Картошка в доме кончилась? Или сплетни? Раз пришла, сиди смирно и не мешай.
Кое-как распределив мазь на пару обожжённых пальцев, я достал бинт и аккуратно перевязал раны под недовольным взглядом торговки.
— Злой ты, ведьмак, как пить дать злой.
— Зато честный…
В отличие от некоторых.
Последняя часть фразы почти сорвалась с губ, но ее вовремя прервал новый стук по воротам. Прислушавшись на мгновение, я дал знак Еле уходить, вслед за ней подхватив тулуп с вешалки. Не на шутку перепугавшись, Инги вновь вцепился в меня, не желая отпускать на улицу, но я успокоил мальчишку, уточнив, что пришел новый посетитель. Выбежав на крыльцо дома, я дождался, пока сплетница выйдет и скроется в сгустившихся сумерках прежде, чем позвал нового гостя.
— Кто?!
— Тишка с лесопилки, у нас там это, одному совсем плохо, нести страшно, хребет перебило поди. Главный просит всех знахарей звать.
— Понял, сейчас инструменты возьму.
Заглянув в дом всего на считанные секунды, я взял подготовленный для таких случаев саквояж и, быстро отчитавшись мавкам, вылетел обратно на улицу. Растерянный, мертвецки побледневший рабочий скорым неровным шагом повел меня на другой конец деревни. Ветер отчаянно задувал уши, снег сыпал так яро, словно пытался сделать из меня сугроб. Чуть не утопая заметенных дорогах, мы кое-как пересекли по краю главную площадь, лишь отдаленно, неясно различая повозки среди поднявшейся бури. Единственным ориентиром мне был рабочий в пыльной, грязной стеганке с низко надвинутой на лицо шапкой.
— Дальше тут по тропе придется, иначе крюк делать!
— Веди!
Послушно кивнув, Тишка подошел к едва заметному повороту, давая первым ступить на узкую, свежевытоптанную тропинку, где даже одному показалось бы тесно. Упрямо прикрывая глаза от холода и снежинок, я прижал к себе покрепче саквояж и, шустрее перебирая ногами, двинулся по колее среди высоких сугробов. Где-то впереди темным пятном замаячили постройки, источавшие теплый свет, рядом с ними призрачными силуэтами сновали рабочие. Дернувшись в последнем рывке из снежных оков, я вылетел на вытоптанную площадку у какой-то из задних дверей, и стоило выдохнуть, как затылок вдруг огрело чем-то тяжелым. Пошатнувшись, я не устоял на ногах и, выронив саквояж, упал на колени. На белом полотне подо мной показались красные пятна.