— Спасибо, мама.
— Тебе спасибо. Уверена, Ньярл был бы так же горд тобой и счастлив возвращению своего наследия на прежнее место.
Память о дедушке заметно уколола сердце.
— Если бы он только увидел Храм…
Недовольно цокнув языком, Аван осторожно приподняла вуаль, наконец-то увидев мои глаза.
— Его видим мы и всю важную работу здесь. Я рада, что ты нашла своё место.
Робко кивнув, я не смогла не согласиться, то же самое наверняка сказал бы и сам Ньярл: помни о живых, гордись ими, старайся для них. Подняв руки, я отцепила край атура и не спеша сняла его, с облегчением выдохнув и тряхнув головой.
— Уверена, и Арон найдет своё, я слышала, он переживал из-за светлого дара, хотел стать похожим на тебя и дядю.
Прежде чем ответить, мама опустила взгляд, инстинктивно мазнув ладонью воздух.
— Арон?!
Брат, буквально только что стоявший рядом, куда-то исчез. Готова поспорить, весь разговор он послушно ждал нас и не мог отойти далеко, но душа отчего-то ушла в пятки. Внутренне похолодев, ожидая самого худшего, мы обе одновременно повернулись к алтарю.
В полупустом зале с множеством некромантов никто не заметил, как светлый мальчишка подобрался к камню. Небольшие раскрытые ладони с силой хлопнули по дрожащей поверхности переполненного некросом оникса.
Сожаления
Время замедлилось, будто весь воздух в зале в одно мгновение сделался густым и вязким, тяжелым настолько, что тело двигалось в нем едва-едва, с неимоверным усилием преодолевая один единственный крошечный шаг до алтаря и даже не надеясь сделать еще несколько таких же, чтобы отдернуть ребенка вовремя. Растопыренные пальцы ударились о камень, это уже невозможно было изменить, сердце стукнулось о ребра, и звук его, отраженный в висках, был подобен стуку молотка, забивающего в крышку первый гвоздь.
Он. Коснулся.
Этому не помешать. Он сделал это. И на мгновение показалось, что под острием гвоздя сейчас надорвалась тонкая нить чужой судьбы, прикованная той неподъемной, необратимой силой, что вот-вот должна была вырваться из алтаря.
И она вырвалась.
Вот так неожиданно, и пусть я знала, что это случится, но тело онемело от ужаса, сердце подскочило к горлу, по коже пробежали мурашки, и чувства окатило ледяной родниковой водой, от которой даже душа замерзает, покрывшись корочкой инея.
Он не убрал ладони, не убрал, у него был всего миг, чтобы отпрянуть, но он остался на месте, замер, как и я, глядя на то, как чернота плотной смолистой стеной вытянулась из оникса и, взмыв вверх, накрыла непроницаемой тенью бледный крохотный образ мальчишки. Всего секунда, даже нет, меньше, намного меньше, я наблюдала, как испуганный взгляд совершенно невинного дитя расширяется от ужаса, от понимания, что он наделал и что растревожил в недрах напитанного кровью камня.
И всё. Арона не стало, непроницаемая волна накрыла его с головой, с силой обрушившись на ребенка и погребая под собой, выплеснувшейся из берегов смертью, самой квинтесенцией силы, заботливо собранной у прихожан. Там было немало, столько, сколько хватило было ни на одного Арона, а еще на многих, куда больше и сильнее него, куда крепче, чем он.
Ни один человек не способен выдержать такое, и добраться так быстро до брата, чтобы выдернуть из-под некроса, тоже. Я была дальше и пусть летела навстречу так скоро, как могла, этого всё равно было недостаточно, а мама… Мама успела схватить его за рукав, просто схватить, ничего больше, словно в слепой попытке разделить удар со столь любимым сыном, еще ни разу не видевшего, что мир может быть опасен, жесток и смертелен.
Мне не хотелось видеть картину, которая вот-вот открылась бы у алтаря, стоило бы только магии схлынуть, но не было сил закрыть веки. Каждая секунда приближала нас к этому. Ничего на всем свете не было страшнее этого зрелища. Так мне казалось.
А потом Аван закричала, громко и отчаянно, буквально завыла, будто раненая волчица во всю глотку, и Храм ей неожиданно ответил, отразив ее голос, ее вой от стен и наполнив им каждую каплю души.
Боль, ужас, неверие, отчаянье, много-много отчаянья, оно пропитало воздух, сделав каждый вдох мучительно болезненным. Все присутствующие разделили его, взяли по толике, столько сколько смогли, но, как и некроса, его было слишком много, просто бескрайнее количество.
Такое и всему городу не разделить. И стране. Наверное.
— Арон! А-арон…
Я увидела, как волна схлынула, и безвольное, будто тряпичное тельце обмякло на руках матери, она тщетно прижимала его к себе, лелеяла, звала, пока розовые, по-детски пухлые щеки теряли всякую краску, становясь землисто бледными, как у мертвеца.
Что и говорить, он уже… уже…