— Стоит ей только поманить…
— Ты сама знаешь, что у меня есть обязанности.
— Это не твоя обязанность!
— Моя, я оберегаю эту деревню не только от болезней, но и от лихих людей.
Мавка промолчала, недовольно поджав губы и резко отвернувшись к окну. Слегка пригнувшись, я подкрался к ней, не издав ни единого звука, и резко обнял за бедра, подняв девушку над полом. Вскрикнув от неожиданности и с силой вцепившись в мои плечи, Агния, кажется, растеряла остатки своей ревности.
— Мом! Это что такое?! О матушка, какой же ты холодный!
— Так и будешь дуться на меня или согреешь скорей?
— Да как же… Ох, какой ужас, иди сюда. Я хоть немного… — мавка выдернула полы халата из-под моей хватки и закрыла ими нас обоих, позволив держать ее обнаженной. Обняв мою голову, она прижала ее к своей теплой груди. — Вот так!
— И уши еще.
Горячие ладошки послушно легли мне на виски, чуть оглушив.
— И уши… И так в голове ничего нет, так ты последнее отморозишь.
— Ну раз ничего нет, тогда греть нужно было другое.
— Так я тебя точно никуда не отпущу, отправишься обратно в постель.
— Попозже, как с делами разберусь, а там гори оно всё синим пламенем. Не хочу сегодня возиться с зельями, подождут.
Подняв взгляд, я поймал поцелуй Агнии и мягко опустил ее на место, мгновенно попав в объятья еще двух мавок, и, только отметив каждую объятьями и мимолетной лаской, смог добраться до шкафа, чтобы наспех одеться для встречи с чужаками.
Из дома к площади я прошел так быстро, как только мог едва не срываясь на бег, морозный воздух обжигал гортань, игривый ветер словно специально подхватил свежевыпавший снег с крыши и нагло сыпал им прямо в лицо.
Где-то на грани сознания заворочались тяжеловесные, слишком путанные мысли Глл-Хтаа-Инн, почти невидимой темной тенью замершего на краю леса. Обратив к нему внимание, я постарался сформулировать мучивший меня вопрос:
— Как ты вообще так легко пропустил Ломарцев в деревню? Я думал, ты готов напасть на любого.
— Ломарцы — дальняя ветвь моего племени, часть народа Кньяна, принявшего культ Цатоггуа. Изображения этого божества до сих пор хранятся в храме Олатое.
— Ты поклоняешься Цат-Цатоггуа?
— Нет, его легенды под запретом, но когда-то он почитался.
— Значит, по старой памяти пустил. Придется о них позаботиться.
— Ты говоришь глупые вещи, Самакон. Пользуйся их уважением, съешь, как рабов, или убей, сделав им-бхи, я не даю им защиту, они показали древний символ, позволявший прислушаться к мелким речам, только и всего.
— Я понял тебя.
Посчитав разговор оконченным, Инн шагнул глубже в лес, явно потеряв остатки интереса к пришельцам. Я бы хотел расспросить его побольше, не сейчас и не здесь, но странное создание, причисляющее себя к незнакомому народу Кньяна, выдавал информацию обрывками, по настроению и так неполно, что из всего множества терминов я точно знал только об одном: им-бхи были телами всё тех же рабов, поднятыми после смерти для грубой работы, ими пользовались там, откуда Инн родом.
— Уже заждались вас, господин ведьмак!
Только ступив на обширную площадь, усыпанную снегом, я неожиданно оказался в центре внимания. Четыре крытые повозки, вставшие полукругом на противоположной от главной дороги стороны, стали подобием сцены, где не меньше десятка бесцветных ломарцев застыли с недовольными лицами прямо перед воинственно настроенной Роськой, уткнувшей руки в бока и хмурящейся не меньше чужаков. Стоило лишь приблизиться к ним, как взгляды присутствующих скрестились на мне. Замерев и подспудно опасаясь вспышек агрессии, как от рассерженного зверья, я постарался говорить как можно мягче:
— Не ожидал, что здесь так нужна моя помощь, просили только поприветствовать. Роська, что случилось?
Мельком глянув на самого крепкого и высокого из ломарцев, стоящего перед остальными, девушка возмущенно зашипела.
— Этот дятел…
— Эта девочка утверждает, что она тут главная.
Перебив Роську, мужчина ухмыльнулся, снисходительно глядя на новую волну ее негодования. Спеша успокоить девушку, я встал рядом с ней и, насколько возможно, вежливо уточнил.
— Да, так и есть.
— Неужели здесь так плохо с мужчинами?
— Чья бы корова мычала!
Роська сделала шаг вперед, дернувшись к ломарцу, но я придержал ее за плечо.
— Она единственная дочь старосты поселения.
— А сам староста?
— Уже довольно стар.
— Хм…
Мужчина вновь повернулся к девушке, словно по-новому на нее взглянув и постаравшись заметить то, что не получилось раньше. Потерев белесую щетину на подбородке, он отвесил что-то вроде поклона.
— Ясно, тогда прошу меня простить.