— Элли Мэй, это так и не было доказано.
— Хотела бы я знать, почему ее выслали на полгода в Теннесси. Вы слишком миндальничаете, милочка Клемми. Ее служанка Дулси сказала моей служанке Делии, что Лиза Кавана на четвертом месяце беременности, и если посчитать дни, то почти что сойдется, если хотите знать. Меня нисколько не удивит, если миссис Кавана со своим воркующим английским акцентом в свою брачную ночь была уже беременна.
— Элли Мэй, вы поступаете не по-христиански. Больше того, вы ведете себя очень некрасиво. Этой несчастной женщине надо дать шанс.
— Ну, я повторяю то, что говорят все.
— От этого сплетни не становятся правдивее. О Господи, к нам идет Билли, и мне кажется, что он опять набрался.
Зал для танцев был полон танцорами, кружившимися под музыку оркестра мистера Макильхенни (оркестр рекламировался как восьмерка наиболее выдающихся и профессионально подготовленных музыкантов в этих краях). Музыканты сидели в одном конце большого зала, наигрывая новейшие мелодии, привезенные из Европы. При свете свечей сверкали музыкальные инструменты. Рождественский бал действительно превратился в большое событие в графстве Глочестер. Те несчастные, что не получили приглашения на этот бал к Кавана, маскировали свою досаду, заявляя, что никогда не захотят быть в одном зале с «этой женщиной», имея в виду Лизу. Очаровательная миссис Кавана, просто одурманившая Джека, породила настоящую бурю сплетен, которыми буквально захлебнулись местные кумушки. Общество в штате Виргиния было, пожалуй, одним из самых аристократических в Америке, но все равно удушливо провинциальным и ограниченным. Одежда Лизы, ее украшения, ее якобы бурное прошлое разделили местных жителей на два лагеря: за Лизу и против. Но Лиза нравилась Клемми. Она ей нравилась гораздо больше, чем Элли Мэй Уитни, у которой, на ее взгляд, был зловредный характер, а муж которой, видный сенатор, снискал известность своим жестоким обращением с рабами.
Билли Деври, держа в руке бокал, пробрался с той стороны зала, где на позолоченных стульях и креслах сидели женщины более преклонного возраста и чесали языки, и подошел к своей жене и Элли Мэй.
— Билли Деври, я же просила тебя не увлекаться спиртным, — негромко сказала Клемми. — Ты уже прилично нагрузился, а к столу пригласят только через час. Ты делаешь из себя посмешище…
Билли с глупой улыбкой на лице приложил к своим губам палец.
— Ш-ш-ш, Клемми. Не надо проповедей.
— Тогда поставь бокал и потанцуй со мной. Немного движений лишь прочистят твою голову.
— Конечно, любовь моя. Привет, Элли Мэй. Сегодня вы выглядите очень красиво.
Элли Мэй улыбнулась, обнажив свои лошадиные зубы.
— Спасибо, Билли, — поблагодарила она с миссисипским акцентом, который звучал гораздо «южнее», чем виргинский.
— И если хотите, можете взять мой бокал, — Билли сунул ей в руку бокал, потом пустился довольно нетвердо вальсировать.
— У тебя просто ужасно пахнет изо рта, — заметила Клемми, морща свой носик.
— Правда, Лиза выглядит великолепно? — Билли быстро сменил тему разговора. Они посмотрели в другой конец зала, где вальсировали хозяин и хозяйка. Лиза, в голубом бархатном платье, декольте которого обнажало то, что наиболее видные виргинские дамы считали неприличным показывать, хотя по парижским меркам такое платье ничем особым не выделялось. Ее бриллианты сверкали, когда она поворачивалась.
— Должна сказать, что на меня она произвела большое впечатление, — поделилась Шарлотта Уитни, танцуя с Клейтоном Карром. — Вижу, тебе удалось заставить отца изменить свое решение. Но где же Зах?
— Я заключил с отцом сделку. Мы договорились, что я поеду, если Зах останется дома, чтобы составить ему компанию. Ты знаешь, он тоскует с тех пор, как умерла мама.
— Объявляю тебе, что это жестоко по отношению к Заху. Я знаю, что ему тоже хотелось поехать.
— Ему всего четырнадцать лет. Он должен иногда и жертвовать чем-то ради меня.
— Ты бессердечный человек.
— Ну, Зах все равно простудился. Но я очень рад, что приехал. Шарлотта, ты выглядишь просто великолепно.
Шарлотта чем-то напоминала мать, правда, не унаследовала ее лошадиных зубов, но молодость придавала ее квадратному лицу мягкость и даже красоту. А ее коже, ее карим глазам, шелковистым каштановым волосам просто нельзя было не позавидовать. Она улыбнулась.
— Спасибо, Клейтон, — поблагодарила она. — Я не замечала, чтобы ты интересовался девочками. Думала, что тебя интересует только охота на белок.