Мальчишка собрал последние силы и плюнул ему в лицо.
Сенатор Уитни остолбенел. Потом вынул носовой платок из наружного кармана камзола и вытер слюну со своей щеки.
— Этот черномазый неисправим, — негромко сказал он. — Посади его в кадушку.
Он отошел прочь, а толпа рабов застонала. Мистер Макнелли быстро развязал ремни на руках парня. Такер, которого засекли чуть не до потери сознания, свалился на землю.
— Отнесите его в бочку, — распорядился Макнелли. Один из двух белых охранников подошел к пареньку, схватил его за левую руку и рывком поставил на ноги.
Сара, которая только что прибежала из господского дома, закричала:
— Что вы делаете с моим сыном?
— Твой сын плюнул мне в лицо, женщина, — объяснил сенатор, уже садившийся в седло. — За все шестьдесят лет я не встречался с таким неуважительным отношением к себе со стороны негра, и, видит Бог, я этого не потерплю, особенно со стороны своего собственного черномазого. Твоего сына посадят в бочку.
Сара начала дико вопить:
— О нет, масса, пожалуйста! Пожалуйста! Не делайте этого… пожалуйста! О Господи, пожалуйста…
Она подбежала к лошади, ухватилась за левый сапог сенатора, продолжая вопить.
— Женщина, отпусти мой сапог!
— Вы не должны делать этого, масса! Такер хороший мальчик… пожалуйста! О Господи!..
Старший сенатор от Виргинии яростно хлестнул ее по лицу своим хлыстом. Завизжав, она упала на землю, чуть не попав под копыта Калхауна, который из-за суматохи начал нервно топтаться на месте. Рабы молча и с ужасом наблюдали, как два охранника потащили окровавленного Такера по земле к деревянной бочке высотой в шесть футов, которая стояла на камне у края склона, спускавшегося вниз к небольшому ручейку. Один охранник держал Такера, а другой сорвал с него рваные домотканые штаны из дерюги. Охранники подняли окровавленного раба и бросили в бочку, по бокам которой на уровне обручей торчали четырехдюймовые гвозди. Охранники захлопнули бочку крышкой. По сигналу Пинеаса мистер Макнелли сдвинул бочку с камня. Она глухо шлепнулась на бок. Из бочки донеслись душераздирающие вопли. Двое охранников подтолкнули ее, и она покатилась вниз по склону. Сара и другие с ужасом смотрели, как бочка скатилась вниз по склону и, подпрыгнув последний раз, остановилась, наконец, у ручья, в сорока футах от вершины.
— Не советую смотреть, — сказал сенатор Саре, пришпоривая своего коня. — И не надейся, что он останется в живых.
Он ускакал. Сара, шатаясь, сделала несколько шагов по пыльной дороге, на ее лице налился рубец от хлыста. Что-то шепча, она медленно подняла кулаки к небу.
Брандон Карр, мужчина лет сорока, был скорее научным работником, чем бизнесменом, и последние десять лет своей жизни потратил на написание громоздкой биографии Джеймса Мэдисона. Брандон слыл человеком с мягкими манерами, хотя, как могли бы подтвердить его сыновья Зах и Клейтон, он мог быть неимоверно упрям и отвратительно вспыльчив. Поместье «Карра-Фарм» было маленькой луной по сравнению с огромной планетой — плантацией «Феарвью». Брандон немного занимался табаководством, но главным образом его рабы выращивали кукурузу и помидоры. Это была ферма с размеренным темпом жизни, и хотя Брандон твердо верил в «особую организацию общества», он по-человечески обращался с рабами. Если бы можно было представить себе «хорошего» рабовладельца, то он им и был. Брандон, закончивший Принстонский университет в 1834 году, был виргинским джентльменом, который гордился традициями своего штата. Но его дом совершенно не претендовал на величие особняков на плантациях «Эльвира» или «Феарвью» и был настолько же запущенным, насколько хорошо содержались вышеупомянутые особняки. И дело не в том, что Брандону не хотелось лишний раз покрасить свое жилище, а в том, что у него вечно не хватало наличных.
На следующее утро после убийства раба Такера сенатор Пинеас Тюрлоу Уитни подъехал в карете к парадному подъезду дома на ферме «Карра». Элтон, пожилой кучер Пинеаса, слез с козел, чтобы попридержать дверцу кареты для своего хозяина. Выйдя из кареты, Пинеас направился по дорожке к двухэтажному дому с верандой, которая слегка просела с левой стороны. Выдался еще один прекрасный весенний день, и Брандон в белом пиджаке и белой шляпе, сидя на веранде в кресле-качалке, курил сигару. Когда Пинеас поднялся по ступенькам веранды, Брандон встал, снял шляпу и протянул руку.
— Брандон… — Сенатор улыбнулся, пожимая его руку. — Не правда ли, что нам повезло с такой прекрасной погодой?