— Тетя Сидония! — воскликнул Адам, входя в зал и подходя к ней для поцелуя. — Как приятно видеть вас. Вы просто пышете здоровьем.
— Как ты знаешь, у меня была отчаянная простуда, — отозвалась она. — Поэтому-то я и не могла принять тебя, когда ты на прошлой неделе заезжал ко мне. К счастью, простуда наконец прошла.
— А как поживает леди Холлсдейл?
— Очень хорошо, если не считать приступов ревматизма. Так, мой племянничек, я так гордилась тобой и твоими поразительными свершениями в Индии. Ты отомстил, наконец, за убийство дорогого папы. Но вчера я получила письмо от Сибил, и оно породило во мне смертельное беспокойство. Все не ладится в твоей семейной жизни, Адам, и боюсь, что большая часть неурядиц на твоей совести.
— Надеюсь, что вы не станете читать мне нотации, как это делала королева?
— Если королева прочла тебе нотации, то я бы дала ей еще больше власти. Тебе надо сделать внушение, Адам. Ты очень в этом нуждаешься.
Он вздохнул и присел с ней рядом.
— Тетя Сидония, не собираюсь уклоняться от ответственности. Знаю, что во многом из того, что случилось, моя вина, но я ведь никогда не любил Сибил.
— Любовь? — сурово переспросила его Сидония. — А как же с честью? Как же с долгом по отношению к семье? А как же твой сын? Теперь ты стал важным человеком. На тебя смотрит вся Англия, и какой же ты подаешь пример? Это дешевое любовное гнездышко в парке Святого Джона…
— Вы знаете об этом? — спросил он с удивлением.
— Конечно, знаю. И Сибил знает об этом. Она написала мне о неутешительных новостях из Йоркшира.
— Но откуда ей это стало известно?
— Она наняла частного сыщика, чтобы узнать, где ты проводишь свои долгие греховные послеобеденные часы. Стыд и позор, племянничек! После того как ты снискал нашему роду такую славу, теперь ты обрекаешь нас на такое бесчестье.
На некоторое время он закрыл лицо руками. Потом взглянул на нее, на его лице отразилась настоящая мука.
— Это позор, — прошептал он. — Я люблю Лизу и люблю крошку Аманду. Они не могут вернуться в Америку. Я должен помочь им.
— Помоги им, если ты этого хочешь. Это естественно. Но ты не обязан жить с ними. Ах, Адам, не думай, что я обращаюсь с тобой слишком сурово. Мне, конечно, понятно, что происходит. Ты не единственный аристократ, который живет со своей любовницей в парке Святого Джона. Мне известна история лорда Хартингтона — о ней говорит весь Лондон, он сожительствует с этим жестоким созданием, которую зовут Скиттлс. Но ты другой человек. Ты герой Англии. Ты должен подавать пример.
— Но что же я могу поделать? Они нуждаются во мне! Сенатору Уитни чуть не удалось отправить Лизу на виселицу в Лондоне. Если она возвратится в Виргинию, то кто знает, что он там выкинет еще? И они мне нужны.
— Если нельзя сделать ничего другого, удали ее из Лондона. Нельзя в одном городе иметь две семьи. Это всем мозолит глаза.
— Конечно, дело все в этом. Вы подсказали мне прекрасную мысль. Спасибо, тетя!
Она нахмурилась.
— Не улавливаю ни малейших признаков морального очищения в тебе, племянничек.
— Я увезу их из города, от этого все станут счастливы.
— Сомневаюсь, чтобы от этого Сибил стала более счастливой. — Она поднялась, строго посмотрела на него. — Похоже, Адам, ты ничего не понимаешь. Сибил любит тебя. Тебе она хорошая жена, а твоему сыну хорошая мать.
Адам вздохнул.
— Согласен с этим, тетя. С Сибил я вел себя возмутительно.
— Пожалуйста, попытайся исправить в будущем свое отношение к ней. Сибил — женщина высочайших моральных достоинств и заслуживает любовь и уважение со стороны своего мужа. А теперь мне надо уходить. Мы с леди Холлсдейл едем на собрание Общества миссионеров за улучшение моральных устоев в тропических странах. Собрание обещает быть интересным, хотя, в свете твоего поведения, думаю, что некоторые из наших миссионеров могут счесть, что не менее важно поработать в местах поближе к нашему дому.
Посмотрев с укором на Адама, она торжественно поплыла к выходу.
— О, Лизочка, Лиза, — нежно произнес он в этот же вечер, целуя ее. — Они так сильно стараются разлучить нас. Но им не удастся это сделать.