Манчестер отказался. Он не был сладкоежкой. Траулько вызвала конвой и отправила старого жулика обратно в камеру. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, майор сняла трубку и набрала номер Фруткова. Ведь ласковое теля две матки сосет.
3. «Хрущовка» – маленькая квартира для маленьких людей
– Мегапривет, гомик! Уже вечер! Хочеццо фкуснопожрадь!
Очкарик нехотя оторвался от увлекательного пособия «Как сделать надгробный памятник своими руками». Он любил читать, читал все подряд и часто повторял ничем не подтвержденную истину: «Те, кто читает книги, управляют теми, кто смотрит телевизор». Опознать тело Очкарика было бы легко: ростом он был под два метра, но сутулился так, что казался намного ниже; длинные светлые волосы заслоняли худое лицо. Одевался Очкарик мрачновато: в черную футболку и черные джинсы, черные носки и черные туфли. На носу криво сидели очки в тонкой проволочной оправе. Во рту – всегда мятная жвачка. Из-за любви к чтению и очков третья жиличка – Морковка, звала Очкарика «турбоботан».
Сердито взглянув на Доброе Утро, Очкарик надул пузырь жвачки. Пузырь тут же звонко лопнул, залепив небритый подбородок. Из-за этого Очкарик невнятно произнес:
– Слушай, «пончик»! Поднимись над суетой! Удиви себя и приготовь что-нибудь сам.
Доброе Утро спорить не стал. Он был покладистым челом.
– О’кей. Тогда я на кухню.
В крошечной, похожей на чулан с окошком, кухне сидел в старой офицерской рубашке хозяин квартиры дед Брюсли и с аппетитом ел какую-то репу. Левой рукой он усердно жал резиновый эспандер, а правой поднимал чашку спорыша (он же горец птичий, он же гусиная трава, он же трава-мурава) за победу над геморроем. Советская армия, коммунизм и буддизм, каждый по-своему, пытались создать нового совершенного человека. На перекрестке этих трех культур и возник дед Брюсли – военно-морской летчик в отставке, сталинист и поклонник боевого гопака. Адская смесь пожилого Кожедуба, лысого Мальчиша-Кибальчиша и неприятного Джеки Чана.
– Мегапривет, дед! – поздоровался Доброе Утро с хозяином.
Дед Брюсли кивнул, не прекращая тренировать руку.
– А что у нас на ужин? – почти пропел Доброе Утро, с интересом заглядывая в холодильник.
Дед Брюсли назидательно произнес:
– Совет непальских мудрецов: «Относись к приготовлению пищи с безрассудной беспечностью».
Он любил назидать.
– Это как?
– Разомнись пока пельменями, а позже Морковка что-нибудь скулинарит.
Доброе Утро достал из морозильника пачку отвратительно мерзлых пельменей и с сомнением оглядел ее со всех сторон.
– В таком ужине отсутствует мысль.
– Зато присутствуют жиры, белки и углеводы, – заметила заспанная Морковка, появляясь на пороге кухни. Она в кухню уже не помещалась, поэтому осталась стоять в дверях.
– Мегапривет, Алёна, – сказал Доброе Утро, начиная готовить пищевой ресурс. – Ты сегодня не работаешь?
– Нет, – раззевалась Морковка. – Выходная. Весь день отсыпаюсь. Просто пипец! Никакого настра жить!
Алёна Морковина приехала в Питер из Казахстана год назад. Сняла в «трешке» деда Брюсли свободную комнату рядом с комнатой двух веселых геев и устроилась на работу в секс-шоп на Невском проспекте. Торговала видеокассетами, развратным бельем, страпонами… Всякими такими игрушками. Оборудованием для озабоченных или любознательных.
Самой броской деталью ее внешности была прическа – масса волосяных иголок. Когда Морковка надевала на голову ободок для волос, она выглядела как дикобраз в спокойном состоянии. Без ободка Морковка превращалась в напуганную рыбу-ежа. Это Очкарик где-то вычитал: «Ежи-рыбы принадлежат к семейству рыб из отряда иглобрюхообразных. Тело, принимающее при опасности форму шара, покрыто острыми шипами. Кожа и внутренности рыбы ядовиты. Укол колючками этой рыбы болезнен, представляет опасность для неосторожных купальщиков». Морковка тоже была ядовита и представляла опасность для неосторожных мужиков. Трудовая деятельность в магазине интимных товаров совершенно уничтожила в ней тягу к противоположному полу.
Самой броской деталью Морковкиного поведения была прозопагнозия. Еще в детстве девушка попала в тяжелую автоаварию и с тех пор страдала этой странной болезнью. В результате черепно-мозговой травмы отключился какой-то важный участок мозга, поэтому Морковка перестала различать человеческие лица. Она не узнавала даже отца с матерью, сестру, подружек. Все люди превратились для нее в толпу безликих фигур. Однообразных, как океан из китайцев. Постепенно Морковка научилась кое-как справляться со своей бедой. Теперь она запоминала людей по мелким деталям: родинкам, шрамам, татуировкам, походке, цвету лица, волос, жестам, манерам, голосу и так далее. Конечно, важнейшую роль играла одежда, обувь и аксессуары. Морковка выработала в себе исключительную наблюдательность, которую, впрочем, можно было всегда обмануть. Едва отец наряжался в новую рубашку, девушке приходилось прикладывать большие усилия, чтобы отличить его от соседа.