От пушки доносится позвякивание и стук металла о металл. Раздается краткая, отрывистая команда, лебедка скрипит под тяжестью снаряда, поднимаемого к казенной части.
— Готовы? — шепчет Старик, вытаскивая из голенища боевой нож.
— Как голодный аист, собирающийся проглотить жирную лягушку, — отвечает Порта, опуская сошки ручного пулемета.
Мозер отводит назад руку и бросает фанату в гущу орудийного расчета. Падая, наводчик выстреливает из пушки. Стук наших автоматов и пулеметов тонет в грохоте выстрела, и мы бросаемся вперед.
Я спотыкаюсь о труп, быстро поднимаюсь на ноги и качусь по крутому склону. Колючие растения царапают лицо и руки.
Порта следует за мной по пятам. Падает, изгибаясь, как угорь, и выпускает очередь по нескольким фигурам, бегущим по гребню холма. Трассирующие пули словно бы сметают их.
Малыш несется вниз, как лавина, крепко прижимая к себе русского. Внизу они разъединяются и с рычанием поднимаются на ноги. У русского штык, но Малыш бьет его ногой в пах и разбивает ему камнем голову.
Мы бежим вперед со всех ног. Из траншеи по нам строчит пулемет. Отрывисто взрываются гранаты, взлетают ракеты. В мгновение ока мы захватываем пулеметную точку. Мы отчаянные люди. Пулеметчики закрывали нам путь к спасению.
Связист-фельдфебель ранен в горло, на меня хлещет его кровь. Он хрипло кричит и пытается залепить рану снегом. Поздно! Сонная артерия перебита. Двое эсэсовцев падают в сталинскую западню и оказываются пронзенными ржавыми штыками на ее дне. Крики их разносятся далеко. Забирать их с собой у нас нет времени. Тяжело дыша, мы подбегаем к нескольким кошарам, которые служат укрытием овчарам с их отарами.
Малыш бежит первым. Бросает фанату в открытую дверь и ложится. Граната взрывается с глухим грохотом.
— Слышишь что-нибудь? — спрашивает Порта.
— Ни малейшего шороха, — отвечает Малыш.
— Чем-то пахнет, — говорит с подозрительностью Порта.
— Это не наши друзья русские, — бормочет Малыш, пристально глядя на кошары. — Я бы услышал их дыхание!
Я поднимаю ракетницу и выпускаю ракету. Она медленно опускается, освещая кошары. По-прежнему ничего не видно.
К нам подползают Старик и командир роты.
— Какого черта ждете? — спрашивает Мозер. — Вперед, ленивые твари! Нельзя терять ни минуты!
Он хочет подняться, но Малыш удерживает его.
— Не спешите, а то расстанемся раньше, чем вам хотелось бы! По кошарам ходил черный кот.
— Какой еще черный кот? — спрашивает обер-лейтенант, плотнее прижимаясь к земле.
— Не знаю, — задумчиво отвечает Малыш, — но он был там.
Подбегают несколько солдат из заднего эшелона. Мы даже не знаем их фамилий. Три дня назад мы обнаружили их в дзоте полумертвыми от страха.
— Ложись! — предостерегающе кричит Старик. Не обращая на него внимания, они бегут со всех ног, видимо, обезумев от ужаса, и кричат:
— Таффарищ, таффарищ, nicht schissen![130]
Видимо, они принимают нас за русских. Высоко подняв руки, бегут прямо к кошарам.
— Пресвятая Казанская Богоматерь, — бормочет Порта. — Бегут так, что можно подумать, сибирский комиссар кусает их за заднее место!
— Стой! Ложись! — кричит им Мозер, жестикулируя обеими руками.
— Nicht schissen, nicht schissen, таффарищ!
Первый из них подбегает к кошаре и собирается пинком открыть дверь.
— Головы вниз! — кричит в ужасе Порта.
Извергается вулкан. Кошары исчезают, за первым взрывом следует целая серия.
От испуганных солдат ничего не осталось.
— Господи! — восклицает в изумлении Мозер. — Что это было?
— Подарок от Сталина, — блаженно улыбается Порта. — Эти герои-интенданты привели его в действие, открыв дверь!
— Черт возьми, вот это взрыв, — говорит Малыш довольным тоном. — Я был прав насчет того кота. Иван мастерски ставит сталинские подарки! Понять не могу, как можно в здравом уме входить в такое место. Это ж просто веселить Ивана.
— Ладно, пошли, — лаконично говорит Мозер, беря автомат наизготовку.
— Подождем еще минутку, герр обер-лейтенант, — говорит Порта. — Иван идет посмотреть, кто на сей раз получил сталинский подарок.
— Вот мы, ребята! — усмехается Малыш, открывая огонь из пулемета.
Группа русских с криками падает под градом пуль.
— Пошли! — кричит Порта, и мы бежим со всех ног по глубокому, рыхлому снегу.
Русские солдаты лежат, обливаясь кровью, среди деревьев. Один смотрит в удивлении на свой распоротый пулеметной очередью живот и негромко стонет.
Рота строится. Мозер приказывает рассчитаться по порядку номеров. Недостает четырнадцати человек. Нас осталось только семьдесят три. Больше трехсот лежат позади мертвыми.