— Пенис, — продолжает Порта, — это до смешного вялый хрящ, болтающийся между ногами мужчины, который малокультурные люди именуют непристойным словом. Смотрите, мы продолжаем резать и получаем кусок, который, брошенный на кусок брезента, получит золотую медаль на любой художественной выставке. Это совсем то же самое, когда художники корежат ржавую велосипедную раму, на место руля приваривают чайник, а на место седла водружают часть унитаза. И это не что иное, как высокое искусство! Дикий бред страдающего белой горячкой алкоголика, в котором никто ничего не может понять. Однако любой провинциальный муниципалитет с удовольствием истратит заработанные тяжким трудом деньги налогоплательщиков на приобретение этого чуда, чтобы выставить его в парке культуры и отдыха родного города. Помните, герр штабс-фельдфебель, ту замечательную пьесу, которую давали в Бергтеатре с Эмилем Яннингсом в роли Великого Выборщика? Я вспоминаю третий акт, где этот известный на всю страну мерзавец сидит с половиной оленя в зубах, и на его жабо течет сок. Это не просто спектакль, герр штабс-фельдфебель, это происходило в действительности, когда Великий Выборщик лежал на привале возле виноградников на склонах гор севернее Зальцбурга и с жадностью смотрел на замок. Повар, который приготовил оленину, был мастером из мастеров, бывшим мясником из Моабита. Его произвели в оберсты с правом носить почетную шпагу, украшенную бантом цветов государственного знамени.
— Господи, — говорит в замешательстве Брумме, — неужели такое может вправду произойти с поваром?
— Очень редко, — отвечает Порта. — Насколько я знаю, это случалось всего дважды в мировой истории. Но вот поистине замечательный кусок мяса, — восторженно выкрикивает он и любовно похлопывает по большому куску.
— Превосходный, — в удивлении хвалит Брумме. — Ему поистине место на столе главнокомандующего, но поскольку главнокомандующий ничего не знает о его существовании, думаю, нам нужно съесть этот кусок самим.
— Я не такой дурак, чтобы отказываться, — улыбается Порта. — Голод всегда был для меня самой большой проблемой. Даже когда ел вдоволь за хорошо накрытым столом и убеждал себя, что сыт, мой взгляде неожиданно падал на человека, жадно поглощавшего фаршированного голубя. Мой ненасытный желудок тут же начинал бурчать, и слюна текла между зубов. В такие минуты я готов был совершить убийство ради того, чтобы впиться зубами в этого голубя. Обычно я могу быстро обглодать две кости, чтобы успокоить желудок на несколько минут! Но после одной-двух отрыжек начинаю есть снова.
Иногда я говорил себе: «Теперь ты не сможешь проглотить больше ни кусочка, герр Порта!» Однако запаха хорошо приготовленного зайца с другой стороны улицы достаточно, чтобы заставить меня есть так, будто я две недели страдал морской болезнью и желудок у меня вывернут наизнанку. Если я не мог раздобыть его иным путем, то унижался до того, помоги мне, Пресвятая Дева, что крал ароматного зайца из рук голодного офицера. Этот невыносимый голод мучил меня с самого рождения. Дома на двери кладовой у нас висел замок. Меня, моих сестер и братьев называли саранчой. Нас знали по всему Берлину, герр штабс-фельдфебель. Вы можете не поверить, но я мог есть патронные ящики и запивать их теплой польской водой. Для меня еда не должна быть высшего качества, такой, как кормежка в немецкой армии. Если нет ничего лучшего, я могу обойтись французской или русской армейской жратвой. Обычная домашняя стряпня, кислая капуста, рисовые колобки, жареный лук, гороховый пудинг и цыплята с острой приправой способны превратить меня в голодного тигра. Я не осмеливаюсь сказать вам, что происходит у меня внутри, когда мой взгляд падает на картофельное пюре с маленькими кубиками свинины или на рыбный пудинг с разными соусами. Герр штабс-фельдфебель, должен попросить вас давать мне двойные порции, когда мы сядем за стол отметить это неожиданное знакомство. Думаю, мы поняли друг друга!
Брумме смеется громко и долго, сам толком не зная, почему, но понимая, что это к лучшему.
— У меня есть еще несколько бутылок вина тридцать шестого года, — заискивает он, когда понимает, что смеялся достаточно.
— Год моего призыва! — кричит Порта, словно командуя на плацу. — Это наше вино!
Штабс-фельдфебель Брумме хватает большой кусок мяса, прижимает его к груди и несется на кухню, чтобы приготовить пиршество для себя и этой секретной проверочной комиссии.