— Тогда они не должны докучать мне, — замечает Порта. — Я никогда не был фашистом. Скажи им, пусть перебираются на Юлиуса! В нем полно коричневой нацистской крови!
— Даже не верится, что мы приближаемся к Москве, — говорит Штеге. — Полтора месяца назад в это никто не поверил бы. Теперь нам нужно только войти в город, и мы получим отдых на две недели. Сталин притихнет, когда мы войдем на Красную площадь!
— Кремль дальше, чем ты думаешь, — говорит Порта, сильно колотя рукой об руку.
— Нам он уже виден, — сердито возражает Штеге.
— Мы видели Англию, но разве ж вошли туда? — сухо отвечает Порта. — Партия и генералы слишком уж хвастались. Лорды будут работать пастухами и прислугой. Букингемский дворец превратится в офицерский публичный дом. Мы, немцы, страдаем чрезмерным самомнением. «Господи, покарай Англию», — сказал кайзер, когда понял, что не может сделать этого сам. Теперь Адольф ищет жезл Моисея, чтобы разделить воды, но он хранится в стеклянной витрине в Британском музее в Лондоне! По моему скромному мнению, здесь, под Москвой, наш австриец потерпит полный разгром. Разве ты еще не понял, что за свихнувшаяся публика эти маляры? Многие из них мародеры. Возьми лейтенанта Пика из артиллерийского взвода. У него в Берлине малярная фирма. Мы на днях поссорились с ним. «Мы еще увидимся в "Каноссе", — крикнул он мне вслед. — Ты узнаешь меня!» Ему никогда не встретиться со мной. Все знают, что «Каносса» — это бар педиков на Гендарменмаркт. Никто оттуда не смеет войти в находящуюся напротив «Хитрую собаку». Если лейтенант Пик появится там, ему тут же нарисуют побелкой крест на заднице.
— Победа уже близка, — убежденно кричит Барселона. — Завтра вечером мы будем трахать московских шлюх, а через неделю поедем в отпуск!
— Ничего, еще поумнеешь, — снисходительно улыбается Порта. — Бюро путешествий Адольфа задаст нам до конца жизни немало бессонных ночей.
Когда к нам приходит смена, русские начинают обстреливать этот участок из минометов и полевых орудий. Контузии непрерывно следуют одна за другой, в заснеженной земле появляются громадные воронки. Из леса толпой выбегают русские пехотинцы.
— Ура Сталину, ура Сталину! — несется звериный рев.
Из развалин появляются измотанные немецкие подразделения. Вспышки взрывов освещают атакующие орды, бесконечно струящиеся из-за деревьев.
Мы с лихорадочной поспешностью устанавливаем пулеметы. Штыки мерцают в призрачном свете бесчисленных взрывов. Гранаты лежат наготове на бруствере траншеи, с них свисают фарфоровые кольца. Если русские прорвутся, нам конец. Нас слишком мало, чтобы одержать победу в рукопашном бою. Осталось всего несколько тех, кто принимал участие во вторжении двадцать второго июня. Остальные устелили своими телами дорогу от Брест-Литовска через Минск к Киеву, а от Киева к Москве. Тысячи их поплыли трупами по Волге и по Днепру, достойно погибнув за великую Германию и фюрера!
Из красно-черной дымки появляется безумно хохочущий пехотинец. С воплем отбрасывает автомат и ползет по земле, как раненое животное. Стальной дождь снарядов вздымает вокруг него фонтаны земли. Никто не пытается остановить его. Это не наше дело. Даже полевая жандармерия может понять, что он обезумел. Сомнений эти пронзительные вопли не оставляют. Подделать их невозможно. Полевые жандармы могут доставить его в полевой госпиталь, но могут и выстрелить ему в затылок из «парабеллума», чтобы избавиться от хлопот.
Сотни пулеметов строчат трассирующими пулями. Русские падают ряд за рядом под их смертоносным огнем, но на смену им приходят другие, подбирают их оружие и продолжают наступление. За каждым вооруженным рядом следуют два ряда без оружия. Колышущийся лес людей в хаки.
Комиссаров легко узнать. На них меховые шапки с золотыми серпом и молотом на звезде и зеленые петлицы, символ беспощадной власти. Горе тому советскому солдату, который колеблется идти вперед. Комиссары о нем позаботятся.
В воздух летят гранаты. Наши тыловые линии коммуникаций уничтожены русскими десантниками. Мы отрезаны и вынуждены использовать связных для поддержания контакта. Оказаться в роли связного — почти неизбежная смерть.
Русские атакуют сомкнутым строем с примкнутыми штыками. Автоматическое оружие беспрестанно строчит по ним.
— Так мы перебьем всю русскую армию, — говорит Хайде. — Их начальники, должно быть, помешались!
— Какой там черт! — отвечает Порта. — Они холодны, как русская зима. Люди для них дешевле патронов. Раньше, чем мы перебьем половину их, нам окажется нечем стрелять. Мы не первые приходим на эту землю. Покорить Россию невозможно.