Дисциплинарная система в Блитвуде была разработана с целью удержать нас от нарушения правил. Сотня штрафных баллов означала, что ты отчислена. К окончанию моего первого месяца, у меня накопилось десять баллов за опоздание на урок латинского, когда Натан устроил разнос эксперименту на научном уроке, и мне пришлось переодевать блузку. Дейзи получила десятку по той же самой причине (это был довольно большой взрыв), а Хелен заработала все тридцать баллов — десять за эпизод с троллем, десять за опоздание на латынь после взрыва и десять за подстрекание Натана устроить взрыв.
У Натана набралось восемьдесят баллов. Двадцать за взрыв, тридцать за опоздания, десять за кражу турнюра мисс Фрост и водружение его на статую Дианы, десять за то, что тайком сбежал в город и напился в баре «Крыло и Клевер», и десять за то, что на следующий день его стошнило прямо на обувь мисс Фрост.
Мы все задавались вопросом, продержится ли он до промежуточных экзаменов. Единственный класс, в котором он превзошёл всех (и появлялся там на регулярной основе), был колокольным звоном. Хелен, которая ненавидела уроки колокольного звона из-за её страха высоты, была освобождена от этого, поскольку это был один из уроков, где грубая сила была ценным качеством, но способности Натана к колокольному звону исходили не только благодаря его крепким рукам — которые, честно говоря, были гораздо слабее, чем у Кам, когда он только начал этим заниматься. У него была хорошая предрасположенность к цифрам, и он мог запоминать усложненные переходы в системе трезвона после того, как увидел их лишь раз; у него был глубокий мощный голос, который возможно было расслышать поверх звона; он получал удовольствие от управления окружавших его людей, и это было столь естественным для происходивших перемен; и, самое главное, он любил это, и потому это был единственный урок, на который он обратил всё своё внимание и никогда не пропускал.
Полагаю, я знала, почему он настолько сильно полюбил это. Когда мы звонили в колокола, мы не могли думать о чём-то другом. Твой разум был пуст, за исключением звуков колоколов и вариации колокольного перезвона. Это было единственное время, когда я не думала о своей матери, или пожаре, или о предназначении колокольного ребёнка, или о Дарклинге, который до сих пор мелькал в моих снах. Я подозревала, что это было единственное время, когда Натан не думал о своей сестре Луизе.
Но он не сможет звонить в колокола, если провалит промежуточные экзамены и будет вынужден покинуть Блитвуд. В октябре месяце он рассказал мне, что, несмотря на то, что его мать убедила Совет позволить ему проходить обучение в Блитвуде, она будет вынуждена отправить его назад в Готорн, если он не сдаст все экзамены.
— Разве тебя не исключили? — однажды спросила Хелен, пока все мы вместе занимались в комнате отдыха.
— Не совсем. Я как бы уехал без разрешения, но директор говорит, что пустит меня назад — не то, чтобы я хотел возвращаться туда.
— Не понимаю, почему ты не хочешь туда возвращаться, — подметила Кам. — Я бы последнее отдала, чтобы стать рыцарем!
— Всё не так, как ты думаешь, — ответил Нат. — Уже довольно давно они не учат нас никакой магии или владению мечом или чему-то хоть более-менее интересному. Посвященные проводят свой первый год, спя на голом каменном полу в неотапливаемой келье и моясь в ледяном озере. Мистер Беллоуз говорит, что всё это подчиняет тело и тренирует чувства, или какой-то такой вздор. Вплоть до третьего года там не учат ничему хорошему, а у меня нет на это времени.
— Удивлена, что ты не прикладываешь больше усилий в обучении, — слова вырвались из моего рта, прежде чем я осознала, как они прозвучали. Натан свирепо глянул на меня: — Я хочу сказать, — объяснила я, — если это именно то дело, которое ты спешишь познать…
— Но это не то, — сказал Натан, бросив свою тетрадь для записей на пол. — Всё это чушь о фейри филум…
— Фили, — поправила Беатрис Йегер, заслужив злобный взгляд от Натана.
— Кого это вообще заботит? — воскликнул Натан, вылетев из библиотеки.
Натан перестал приходить на наши учебные сессии, между тем как наши учителя продолжали заваливать нас работой, поскольку мы приближались к экзаменационному дню на первое ноября. Наши кипы записей накапливались также быстро, как осенние листья опадали с деревьев и сносились ветром по лужайке за окнами комнаты отдыха, где мы занимались.