— Саддам был и есть подонок — сказал он
...
— И я сделал то, что счел нужным сделать.
Да, но сейчас ситуация изменилась. И если бы еще неделю назад, случись так, что покушение на Саддама удалось бы — его бы похлопали по плечу и сказали бы — черт да и с ним, с уродом, он получил то, что заслужил. Но сейчас — все перевернулось на стол восемьдесят градусов, и теперь активность заместителя директора Штольца выглядит совсем по-другому. Заговор с целью убийства, неавторизованная активность... учитывая тот факт, что ЦРУ сейчас под прицелом, его конечно постараются спасти от суда. Но о любой работе на правительство США, даже в роли уборщика мусора — придется забыть.
— И облажался — припечатал Гейтс — знаешь, мне плевать на то, что ты сделал. Меня беспокоит то, что ты не сделал.
...
— Ты знаешь правила.
— Когда? — внешне спокойно спросил Штольц
— Не сейчас. Когда скажу. Надо расхлебать то, что уже успели натворить. У вас есть что-то, что бы можно было представить?
— В первом приближении.
— Давайте, посмотрим.
Примерно в час дня, перед тем, как ехать в Пентагон — Роберт Гейтс снова встретился с человеком из советского отдела. Тот показал и.о. директора неизвестно как у него оказавшееся досье ФБР.
— Хасан Аель. Тридцать восемь лет, иракец. Приписан к представительству Ирака при ООН. Здесь больше года.
С фотографии — смотрело грубое, словно вытесанное топором лицо. Откровенно уголовное лицо, такие видишь в криминальных сводках.
— Что на него есть?
— Занимается деятельностью, мало совместимой с дипломатической. Нанял двоих частных детективов, чтобы следить за иракскими эмигрантами. Собирает информацию, правда в этом — ничего криминального, только открытую — скупает всю техническую прессу, на которую может наложить лапы.
— ФБР следит за ним?
— Периодически, сэр, все силы брошены на советских дипломатов. Ирак это так, еще уличная банда.
— Надо зачистить концы — многозначительно сказал Гейтс — и как можно быстрее. У нас в Багдаде должно быть чисто.
— Я понял, сэр.
— Возьми командировку в Балтимор. Оттуда — на машине. Будь осторожен.
— Несомненно, сэр.
— И как можно быстрее.
И.о. директора ЦРУ — проводил взглядом своего человека. В сущности — он сам был виноват не меньше в том, в чем обвинил Штольца — но ему на это было плевать. Что же касается агента в Багдаде... жаль, но всякое бывает. В конце концов — он был даже не американцем.
Саддам Хусейн
Ч. 7
Послевоенный период
/по книге Робина Дж. Апдайка «Саддам Хуссейн»/
Во время войны — Ирак претерпел значительные экономические трудности, усугублявшиеся еще и падением цен на нефть. Чтобы снизить негативный эффект — Саддам Хусейн уже во время войны начал либерализацию экономики. Так, в 1983 году был начат процесс приватизации в сельскохозяйственном секторе, а с 1987 года — Саддам провозгласил курс на многоукладную экономику с поощрением малого и среднего бизнеса. В 1989 году, возможно под влиянием бюджетных трудностей — уже говорили о полной приватизации всей иракской промышленности за исключением нефти и предприятий оборонного сектора. Существовали планы образования Иракской биржи и выдачи лицензий на образование частных банков.
Саддам Хусейн начал и процесс политической либерализации. Так в обращении к Иракской коллеги адвокатов 27 ноября 1988 года, через три месяца после прекращения военных действий, Хусейн объявил о всеобщей амнистии политзаключенных и обещал учредить в Ираке демократическую многопартийную систему. Через месяц он начал распространять идею о новой конституции, которая введет прямые выборы президента, допустит существование оппозиционных партий и свободной прессы и обеспечит роспуск Совета Революционного Командования. Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, в январе 1989 года Хусейн созвал совместное заседание СРК и РУ, которое утвердило предложения о политических реформах и образовало особую комиссию, чтобы составить рабочий проект новой конституции.
В апреле 1989 года иракцы пошли к избирательным урнам в третий раз после 1980 года, чтобы выбрать новое Национальное собрание. В Багдадском университете устроили «Стену свободы», где, как предполагалось, студенты могли высказывать свое недовольство. Государственные газеты стали публиковать довольно много жалоб на трудности повседневной жизни, в частности, на высокие цены и мелкие случаи коррупции. Это, в свою очередь, дало возможность министру информации и культуры Латифу Нуссейфу аль-Джасему гордо заявить, что в Ираке нет цензуры. Никого не спрашивают, о чем он намерен написать. Единственные ограничения относятся к вопросам национальной безопасности.