Нина Васильевна заулыбалась, а щёки тронул лёгкий румянец.
— Марат, как приятно, что ты прошлые заслуги вспомнил, но сейчас похвала не по адресу. У нас теперь на кухне только Настасья хозяйничает, а я на подхвате, картошку почистить, рис промыть…
Признаться, ждала, что Воронцов выскажется по этому поводу, но он промолчал, зато его подружка не удержалась и вставила свой комментарий.
— Настя по профессии повар, я бы удивилась, если бы было невкусно. Не сложно же смотреть в рецепт и делать всё по инструкции, особенно, если тебя этому учили.
— Я в кабинет, меня до вечера не беспокоить, — поднимаясь со стула, сказал Марат, когда проглотил всё мясо, что лежало на общей тарелке, и что странно, даже не лопнул.
— Я хотела с тобой поговорить, — обратилась я к Воронцову.
— Марат же сказал - не беспокоить, — тут же вставила Оксана свои пять копеек, но под грозным взором любовника сникла.
— Хорошо, приходи через десять минут.
Ровно через оговоренный срок я стояла у дверей кабинета, морально готовилась к разговору, то есть вытирала мокрые ладони о юбку, и успокаивала нервы, медленно вдыхая и выдыхая.
— Войди, — отозвался Марат, когда я постучалась. — Только дверь за собой плотно закрой.
Переступив порог, прикрыла дверь, как и просили, потому что пришла я договариваться, а не ругаться. Проблема только состояла в том, что оказалась я в кромешной тьме, хоть глаз выкалывай - ничего не видно, вообще.
Предположу, что не только шторы задвинуты наглухо, но и жалюзи опущены вниз. Один единственный источник света - тусклая декоративная лампа в углу, освещал лишь один предмет – себя, ну, может, ещё сантиметр пространства вокруг.
Воронцов - точно упырь, только они днём сидят в темноте, им так комфортней.
Глава 7
Наощупь двигаюсь вглубь комнаты, жду, когда глаза привыкнут к темноте и станет хоть что-нибудь видно. Воронцов тоже как назло молчит. Он сам-то где? Сидит за столом в кресле, наблюдает, как я, топая по одному месту носком несколько раз, прокладываю себе дорогу? Да, потешно, наверное, смотрюсь со стороны. Хотя как в таких потёмках можно что-нибудь разглядеть.
Кожей ноги в районе икры по касательной задела что-то мягкое. Наклонилась, пощупала и решила: «Вот оно, моё спасение – диван».
Присела. Блин, что-то не то! Высоко и неудобно. Поёрзала. Моя попа прямиком угодила на… свёрнутый плед?
Озарение, куда я примостилась, спустилось на мою голову как гром среди ясного неба, после того, как подо мной «свёрнутый плед» сначала тяжко вздохнул, а потом заговорил человеческим голосом:
— Что ты творишь?!
Засада! Как ужаленная отскочила в сторону и со всех ног рванула. Если бы мне на пути не встретился какой-то высокий и тонкий предмет, очень похожий на палку, вместе с которым я чуть не завалилась, наверняка бы лбом врезалась в стену.
— Анастасия, да ты, оказывается, садистка. Сначала накормила так, что я еле дышу, а потом пришла и давай на животе весело прыгать, вернее, почти на животе, — проворчал Воронцов и включил свет.
Та палка, с которой я обнималась, оказалась торшером, теперь уже сломанным. Отставив его в сторону, попыталась оправдаться перед Маратом.
— Я не специально, не видела, что ты лежал на диване. И я не прыгала, а поёрзала, как-то на автомате так вышло, чтобы почувствовать, что лежит подо мной, — говорю я и сама себе не верю.
Конечно, когда выключен свет, можно что угодно и кого угодно не разглядеть, но как не понять, что ты на живого человека уселась?
— Ладно, проехали, — Воронцов бодро принял вертикальное положение, наклонами головы в разные стороны размял шею и сел в кресло за письменный стол. — Присаживайся, я тебя слушаю.
Вынула из канцелярского стакана карандаш, верчу его в руках, внимательно разглядываю, как диковинку, и никак не соображу с чего бы начать.