- Они уходят.
Онемевшая кисть дернулась и, не разжимая меча, свесилась, мелко подрагивая. Остальные стережники были не в лучшем состоянии. Штанина Сыча окрасилась в алый цвет, на скуле Олежи багровела свежая ссадина, но главное все были живы.
- Диких нельзя упускать, нужно их догнать, - обведя взглядом, отряд отчеканил Ракита. – Наверняка, они сейчас на пути к своему становищу, и неизвестно, сколько их еще там.
Слова командира стережники восприняли молча. Недостаток военного мастерства дикие восполняли численностью и внезапностью атак. Их женщины отличались плодовитостью, и, несмотря на большую смертность младенцев, уцелевшие дети в суровых условиях выживания, закаливались, превращаясь в свирепых, не знающих пощады убийц.
- Санёк, ты сможешь держаться в седле? – Ракита обратился к раненному товарищу.
- Я в порядке, - хрипло отозвался он.
- Скачи в Верховье за подмогой. А мы отправимся по следу диких. Нельзя терять времени, если наткнемся на них ночью, они перебьют нас как котят.
С Ракитой никто не спорил, всем была очевидна разумность его решения. Воины разделились: Санёк направился в городище, а его товарищи пустились по следу беглецов.
Стережников встретила плотная стена из деревьев, которую разделяла узкая просека. Дальний ее конец упирался в дебри и здесь отряд вынужден был оставить лошадей. Хуже всех приходилось Сычу. Рана на ноге кровила и жгла, причиняя боль, наложенный выше пореза жгут, должен был на время остановить кровь.
Выбравшись из чащобы стережники, перешли на быстрый шаг, в редколесье, двигаясь короткими перебежками. Кровь на траве и поднятый мох вели их вдоль болота. Держась его берега, воины углублялись в лес, прислушиваясь к любым, даже самым незначительным звукам. К шуму ветра в верхушках вековых сосен добавился протяжный волчий вой. Предчувствие надвигающейся опасности захватило всех и, повинуясь ему, отряд замедлился.
Широкий просвет меж стволами деревьев привлек внимание стережников. Воины переглянулись. Осторожно ступая под тенью раскидистых крон, они пробрались сквозь пролесок и остановились перед становищем диких. Олежа рядом с Призраком шумно втянул воздух, а Сыч дернулся, задев плечом кусты молодого орешника. Повидавший многое Призрак не удержался и прикрыл глаза, чтобы справиться с дурнотой, подкатившей к горлу. Становище представляло собой место боя, усеянное трупами детей и женщин. По неестественно вывернутым телам, становилось ясно, что перед смертью они отчаянно сражались за жизнь.
Разгромленные шалаши, разбросанная повсюду нехитрая утварь, дополняли жуткую картину погрома. На удивление крови почти не было, у большинства были сломаны шеи, а у остальных размозжены головы. Такие увечья можно причинить тупыми предметами: дубинами либо обухами топоров.
- Еще не окоченели, - пробормотал Олежа, дотрагиваясь до мертвеца. – Интересно, кто их так?
- Я думаю свои же, - потирая беспокоившую ногу, предположил Сыч.
- Но, зачем? – обходя поляну, недоуменно спросил Олежа.
- А чтобы мы до них первыми не добрались, - пояснил Ракита. – Уходя, они зачистили лагерь, избавившись от балласта и оставив себе шанс на выживание.
Внимание Призрака привлек блеск в траве. Нагнувшись, он поднял находку и похолодел. Это был шнурок с одной единственной голубой бусиной. Украшение принадлежало Тине. Он не мог его спутать ни с чем, потому что сам его ей подарил, ведь оно так напоминало цвет глаз девушки. Сжав в кулаке находку, Призрак все понял. Мертвый лагерь диких – дело рук стаи, а побрякушка – послание ему. Он будто наяву услышал тихий смех и голос Грешника: «Готовься, мальчик. Мы пришли».
Помогая сносить трупы в кучи, Призрак без конца оглядывался, словно ожидая увидеть ватажников. Солнце медленно клонилось к горизонту, и сумерки невидимой завесой окутывали лес. Ему мерещились тени и шорохи, там, где их не было. Нужно успокоиться.