Улица убегала вдаль потоком машин. Мы пошли мимо темно-серых домов с лепниной. Я смотрела по сторонам на бесконечные двери магазинов. Я думала над загадочными немцами, которые они завоевали всю Европу и дошли до Волги. И только мы их остановили. Впрочем, было кое-что не дававшее мне покоя.
За год до этого мы ездили в Крым на море. Родители повезли меня в Никитский ботанический сад, да там и пристроились к экскурсии. Было жарко, и я не очень ее выдерживала: больше, присев на корточки, играла с шишками в отдалении. Но меня удивило, что тот сад основал некий Христиан Христианович Стевен. Я никогда не встречала человека с таким именем и с такой фамилией. А в девятнадцатом веке он жил в Крыму, и никто не удивлялся. Интересно, а куда они делись?
Потом мы точно также ходили в гору к писателю Сергееву-Ценскому. Опять Родители шли в зной с бесконечной экскурсией, а я играла в отдалении, слыша странные имена Берг, Бригге и Тотлебен. Странно, но я снова никогда не видела людей с такими именами. Вот была бы, например, у моей мамы фамилия Бригге или Берг. Ух и переполох в садике бы был!
Я даже воображала себе странную историю. На мои вопросы мама холодно ответила, что все эти немцы жили в Прибалтике. Я вдруг подумала: а ну я бы каждое лето ездила к дедушке и бабушке Бригге или Стевену в Прибалтику? Села бы на поезд из нашего города в Ригу, ехали бы дня два, и бабушка с дедушкой меня бы там встретили. Трава там зелёная, лето дождливое, пасмурно, и замки старинные. В море там не купаются — холодно. Наверное они мне замки бы показывали. А дома, вернувшись, все ребята на меня бы с завистью смотрели. Даже важная Юлька Аброськина.
Люди с похожими фамилиями, как я знала, существуют: их называли евреями. Только фамилии у них все же были другие: типа Финкельштейн, Мейер, Лифшиц…. Дома у нас было принято над ними смеяться. Мама с юмором всегда говорила, пародируя их акцент: «А кто это ценит?» или «Хахаха, жиды махраки!» «Конечно, Рахиль Фёдоровна Покерман». Или вовсе невинно: «Таки, как говорит еврейская мама…» Она так смешно пародировала их, что я просто не могла не смеяться. Да и отец любил рассказывать еврейские анекдоты мило и запоем.
Пообедав в каком-то подвале, мы пошли в музей — то ли изобразительных искусств, то ли краеведческий, каких немало в провинциальных городах. Музей был старым двухэтажным дворцом, чем-то напоминавшим маленькую копию знаменитого Зимнего дворца. Внизу было полно всякой всячины об истории местного края: то старинные золотые украшения, то бронзовые подсвечники, то картины художников, причем одна из них была копией Репина. Стояла даже статуя кентавра, сразу напомнившая о «Легендах и мифах Древней Греции», которые мама читала мне вслух вместо сказок.
Отец прочитал табличку: там говорилось, что это копия, сделанная в восемнадцатом веке, с какой-то древнегреческой статуи. Я представила, как здесь в залах дворца летним вечером собирались гости на праздник и смотрели на статую. Задумавшись, я не заметила, как мы подошли к стенду, где стояла какая-то посуда девятнадцатого века. На видном месте стоял сервиз с блюдом, на котором была изображена картина с каким-то парадом. Я дернулась и мотнула головой: точно такое же блюдо хранилось у нас в серванте!
— Папа… — наше блюдо! — Дернула я его за рукав.
Я тотчас испугалась, что нас услышала бабушка с ребенком. стоявшие напротив. Громко говорить в музее было неприлично, и от матери я бы уже получила выговор. Но отец был мягче и, прищурившись, посмотрел на него.
— А, правда… Похоже… — улыбнулся он, прищурившись на стеллаж.
— А что здесь написано? — уже не терпелось узнать мне.
— «Посуда времен Николая Первого, — прочитал отец. — 1839 год».
— Папа. картина на блюде точно как у нас! — удивлялась я.
— Ну, тут блюдо настоящее, а у нас так… Ширпотреб для смеха, — засмеялся отец. — Так, массовое блюдо.
— А откуда оно у нас? — спросила я.
— Ой, да кто-то деду Саше подарил, — махнул он рукой. — Мало ли барахла ему носили?
Я все ещё не могла отвлечься от того блюда. Мне хотелось скорее бежать в наш зал, открыть сервант и посмотреть наше блюдо. Наш дом казался мне странным музеем, в котором скопилось множество диковинок. И я, бодро вышагивая с отцом к вокзалу, все не могла забыть той странной посуды.
На маленькой улице стояли небольшие длинные домики. Один из них, помню, был белым с синими ставнями. Отец говорил, что здесь родился какой-то известный человек девятнадцатого века, но я не запомнила его имени. Я вдруг вспомнила какой-то фильм про гусар, который осенью смотрели взахлёб Родители. Гусары то приезжали, то пели по городу с такими вот небольшими домами. «А парады были как на блюде», — подумала я. Интересно, а есть хоть один человек, у которого был бы прадедушка гусар?