«Ну, поставь», — пожала плечами девочка.
Он поставит пластинку с какой-то завывающей музыкой. «Укууу… ви-виииии-ви». Тогда я посмеялась.
«Это что, ад?» — Женя посмотрела с удивлением на обилие икон.
«Ад! — ответил серьезно Димка. — Сатанинский марш!»
И, как оказалось, был совершенно прав. Это звучала опера Стравинского «История солдата». Там были и «Танец Черта», и «Триумфальный марш чёрта». Пластинки Стравинского в доме «бабушки Тони» были, причем с маршем Сатаны. Впрочем, бабушка Тоня давно умерла, дети и внуки уехали в другой город. Вот и все.
***
Предчувствие скандала не обмануло Женю. Мать вернулась с работы около шести. Аккуратно поставив еду в холодильник, она тяжело вздохнула.
— Наш дрыхнет?
— Ага, — кивнула Женька.
— Вот же гадина! — усмехнулась горько мать и быстро вошла в спальню. При виде ее отец, словно повинуясь какому-то инстинкту, продрал глаза.
— Напился-таки, скотина? Нажрался уже, вижу, — усмехнулась она. — Отметил наступление сентября?
Женя слушала, тщательно думая, как не влезть в конфликт и не стать объектом нападок матери.
— Напился таки, скотина безрогая, — покачала мать головой. — Всю жизнь мне испортил, гадина!
Отец промычал в ответ что-то невнятное. Он никогда не спорил с матерью, словно подавлявшей его в своём дорогом брючном костюме темно-болотного цвета.
— К мужику иди своему. Ампулу вшивать, — презрительно бросила она.
— Да отстань…. — попытался что-то возразить отец, но мать смерила его презрительным взглядом.
— Скоро опять с работы попрут? Мало я с тобой говора приняла, ничтожество!
Откровенно говоря, Евгении было скучно. Все шестнадцать лет она слышала эти сцены дома, но никто и никогда так и не развёлся. Будь это пари, Женя поставила бы тысячу против одного, что они не разведутся и на этот раз.
— Отстань. — слабо проговорил отец.
— Отстань? Нет, это ты от меня отстань, алкаш ничтожный! — презрительно фыркнула мать. — Так и влечёт перегаром. Опять с работы вышвырнут скоро? Что молчишь? Мурло пьяное!
Мама пошла заниматься ужином. Отец встал и, поёжившись, пошёл смотрит телевизор. Женя знала, что просидит он около него до полуночи.
— Есть будешь? — устало спросила его мать.
— Нет…
— Ну и пошёл к черту, алкаш. Завтра к врачу своему иди, что ли…
Женя только сокрушенно посмотрела в тетрадь по алгебре. Она прекрасно знала, что отец может уйти хоть сейчас: у них с дедушкой двухкомнатная квартира на двоих, где они спокойно могут жить. Шесть остановок от дома на маршрутке. Отец частенько убегал туда на неделю, крича, что все Конечно. Но сегодня он явно не собирался туда уходить. Как говорила презрительно мать, пошел «в своё лежбище».
Мать была права в том, что отец постоянно менял работы. Женя понятия не имела, кем именно он работает. Когда-то в ее детстве он вроде бы был технологом на заводе, но менял работу каждые два-три года. Потом он попал кв какой-то бизнес. затем в конструкторские бюро, районную администрацию., пытался создать свою фирму… Но то ли из-за постоянной смены работ, то ли из-за незнания его конкретного места работы, Женя не знала, кем он работал точно в данным момент.
Попытавшись прочитать параграф по физике, Женя почувствовала, что она ничего не понимает. Слова шли потоком, но она не понимала их сути. В голове мелькнула циничная мысль, что в жизни ей это не понадобится нигде и никогда. Зачем тогда тратить время на все это Почему бы не потратить это время на предметы, которые ей действительно будут нужны и не достичь в них действительно выдающихся успехов? Да, пока у неё будет тройка. Пока. Зато потом, когда они поступят в универ, она будет уже на уровне третьего курса, а они…. «Вот тут-то ее противники и вспомнит бездарно потерянное время, — хмыкнула Женя. — А его уже нет».
Женя задумалась; сейчас в этом классе ей нужно подтянуть английский — для того ее в эту школу и отдали. Кажется, в этом классе они все бредят английским… Некоторые готовы, впрочем, обсуждать физику хоть часами, некоторые — историю и устройство кораблей. А Витя Смульский, например, вон как обожает Толкиена. При воспоминании о Смульским, говорящим нараспев толкиеновские пассажи, Женя задумалась: а вот, собственно, с чего она взяла. что картинку ей подложила одна из девочек, а не паренЬ? Не то, чтобы она подозревала именно Витьку, но подумать было в самом деле о чем.
— Храпишь уже? — раздался из зала голос матери. — Гадость такая. Смотришь своим пьяным осоловелым взглядом?
Женя достала из портфеля аккуратно сложенную фотографию подготовки казнила этой самой Зои Космодемьянской. Немецкие солдаты (или офицеры?) вели ее на Казнь. Интересно, что хотел сказать ей автор странного послания? Оба ее дедушки участвовали в войне, у них медали и ордена; мамин папа Пётр Сергеевич вообще был майором. Да и дедушка со стороны отца воевал чуть не с самой границы, тоже наград было много. Одна из бабушек тоже воевала, хотя мать называла ее «чокнутой»; да и ее мать была то ли военным врачом, то ли медсестрой. Почему у неё свастика и фотография преступлений фашистов? Что это означало? Просто издёвку? Но почему ее враги (или не враги?) выбрали именно такую странную форму издевки?
Конечно, можно было бы спросить напрямую, но кого и о чем? Еще посмеются как над сумасшедший дурочкой. Может, на это и рассчитывают. Да и откровенно говоря, кого было спрашивать? Даша и Василёк держались враждебно, но они ли это….
Да и Ромка. Женя прищурилась на свет лампы. Вечер и танцы — это, Конечно, но прекрасно, но если откровенно, то что в сущности она о Ромке знает?
Лучше, пожалуй, пока присмотреться, понаблюдать. Класс, Конечно, интересный, каждый мнит себя ужасно важным и значимым. И наверняка многие со скелетом в шкафу. Атмосфера там такая, что лучше не расслабляться.
***