Смотря по сторонам, Женя заметила, что и остальные ученики держатся расслаблено — знали, вероятно, что каждое мнение будет учтено.
Преподаватель, Алена Витальевна, казалась нежной и невесомой дамой. Это подтверждали легкая походка и любопытное сочетание белокурых волос и сине — зеленых глаз. Не стоило, однако, обманываться на её счёт — задорный взгляд напоминал, что она будто смеется над окружающим миром и возможными препятствиями.
Женя все ещё ломала голову нал тем, каким образом у неё могло быть так поставлено немецкое произношение. В детстве мама занималась с ней французским языком: даже требовала, чтобы дочь читала вслух французские фразы из «Войны и мира». Но акцент у неё был не французский, в немецкий. Впрочем, может просто у неё жёсткое произношение, а Марине (как звал ее класс) показалось, что немецкое? Подумав немного, Женя сошлась сама с собой на этом компромиссе, хотя до конца уверена в этом не была.
Однако у Алёны Витальевна были, похоже, свои представления о школьной программе и литературе. Она с улыбкой сообщила, что учебный год они начнут с изучения «Золотой розы» Паустовского, чтобы лучше понять, кто такие писатели и что такое писательское мастерство.
Данкова с интересом посмотрелась учительницу, но Алена Витальевна смерила ее пристальным взглядом.
— Говорят, АВ терпеть не может Юлище, — шепнул Ромка, когда учительница отошла к столу.
— Как ты ее назвал? — чуть опешила Женя.
— Юлище, — усмехнулся Ромка.
— Там вы прочитаете интересный рассказ, что Чехов на пари написал рассказ о пепельнице. Воображение позволило ему заселить этот рассказ новыми персонажами, их характерами, их личностями. Дидро говорил: «Задача художника — найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном».
Танька и ещё одна темноволосая девочка со строгим видом хихикнули. Женя вспомнила, что ее звали кажется, Оля. Обычно она собирала чёрные волосы в подобие «конского хвоста». «Юлище» не ответила ничего, но, достав тряпочку из футляра, аккуратно протерла очки. Жене вновь почему-то показалось, что Данкова в душе смеётся над всеми.
— Вы также узнаете, что у персонажей есть своя логика развития, — продолжала Алена Витальевна. — Вы не можете ее сделать другой. Иначе выйдет смешно и неуклюже. Автор не ощущает своих персонажей.
Женя смекнула, что не спроста далеко не весь класс ходил в «Клубнику». Видимо, здесь существовали свои группировки: причём не очень дружественные друг другу. Рома показался ей чуть не королем класса, что, похоже, что Юлище и ещё кое-кто так вовсе не считали.
— Старикова, тебе ли смеяться? — вдруг притворно — приторно спросила учительница. — Если мне не изменяет память, тебе в июне на экзамене из милости поставили четыре. Помню, как ты блеяла на ответе.
Класс грохнул. Женя поняла, что здесь всегда рады неудачам другого «Юлище» смеялось беззвучно, прищурив близорукие глаза.
— А если я введу в книгу войну или революцию? — вдруг спросил Рома.
Женя догадалась, что он входит в число любимцев «АВ», а потому имеет право говорить, когда пожелает.
— Ром, это ничего не изменит, — вдруг серьезно сказала Алёна Витальевна. — Логику персонажа не сломает и революция. В своё время мы с вами увидим это на примере «Доктора Живаго». Когда доберёмся до него.
— Женя, каких писателей ты любишь читать? — вдруг повернулась к ней Алена Витальевна.
— А Чернышевского будем читать? — спросил Александр.
— Ой…. Убогий и ужасный писатель…. Слава Богу, нет. Как и Горького — вечное пугало учеников, — поморщилась женщина.
Евгения была очень благодарна Александру, что он спас ее. Однозначного ответа о любимых писателях у неё не было. Не то, чтобы Женя не любила читать, но выделить именно любимых, у неё не получалось. Да и в душе она как-то стала опасаться Алёны Витальевны. «Черт знает, что ей понравится, а что нет…» — подумала Женя.
— Нельзя, мне кажется, определить, чем один писатель лучше или хуже другого.
У каждого своя особенность, — тихо сказала Евгения.
Алена Витальевна внимательно посмотрела на неё.
— Можно. Бездарный писатель создаёт шаблонные образы и выигрывает разве что на сюжете. Большой художник создаёт мир отъёмных и глубоких персонажей. Гений проявляет не мастерство, а волшебство — он расставляет слова и образы так, как даже талантливый писатель не может это сделать.
— Я, вероятно, недостаточно четко сформулировала ответ, — поправилась Женя. — Разумеется, безрадостней в расчёт брать бессмысленно. Я имела ввиду признанных авторов. Мне кажется, Толстой не хуже Тургенева, а Гончаров — Толстого, просто они… имели разные взгляды на литературу.
— До Толстого и Достоевского они все же не поднялись, — снисходительно кивнула «АВ». Так, дома читаем первые две части «Золотой Розы». А теперь: собрали монатки — и брысь отсюда! — весело сказала она.
— Пройдёмся? — предложил ей Ромка.
Евгения кивнула. Незаметно для самих себя они вышли из школы и пошли по улице, покрытой первой желтизной деревьев. Было настолько тепло, что кое-кто ещё ел мороженое. Высокая Марина Потоцкая в коричневом замшевом жакете покупала сладкую воду и весело болтала с Машей. Глядя на них, Женя снова задумалась над тем, кто нарисовал сей свастику и вложил в карман странную картинку. Кто мог? «Каждый», — вдруг честно сказала себя Женя. и от ее собственного вывода по телу пробежал холодок.
— Я понял, что вам, товарищ Морозова, английский не очень по душе? — спросил Рома.
— Честно — да, вдруг ответила Женька. — Никогда уроки языка не любила. Чтение и заучивание глупых текстов типа Багз Банни и диалогов.
— С другой стороны, там четкая структура.
— Да какая там структура, — поморщилась Женя. — Учить наизусть, что Смит сказал Кэтрин, а Мэгги Лайзе.
— Тяжело тебе у нас придётся, — серьезно сказал Ромка. — У нас английский главный. Место каждого определено его знанием английского.