Сидя в освещенной свечами зале, слушая песню, и топя свои печали в виски, я осознал, насколько одиноко мне было в эти выходные. Я говорил и действовал словно на автомате. Казалось, вулкан эмоций вылетает из меня с каждым аккордом песни, обнажая то, что я прятал глубоко в себе последний месяц:
«Я очень скучаю по Эллисон.
Я не заслуживаю ее.
Она никогда не будет моей.
Я ненавижу себя.
Я не люблю Карин.
Зачем я здесь?
Огранка «принцесса», два карата, огранка «принцесса», два карата…»
Я сходил с ума, пока Карин беззаботно болтала со своей сестрой о наших планах посетить музей Гуггенхайм на следующий день.
Я оставался в своем маленьком мире, пока Карин внезапно не предложила нам вернуться в номер. Я был полупьян и тупо последовал за ней, даже не попрощавшись с ее семьей.
Я помню, как в лифте она покусывала меня за ухо, развязывала галстук и хватала за промежность, пока я тупо смотрел на цифры над дверью лифта.
Когда мы вошли в номер, Карин тут же пошла в ванную и переоделась в комплект атласного нижнего белья из зеленого и черного кружева, который купила сегодня вместе со своей сестрой в «Барнис».
У меня началось что-то похожее на паническую атаку, когда, выйдя из ванны и толкнув меня на кровать, Карин начала расстегивать мои брюки и, схватив презерватив с тумбочки, принялась стягивать с меня трусы.
У меня поплыло перед глазами, сердце заколотилось, дыхание участилось. Казалось, я должен хотеть секса, поскольку у нас с Карин его не было несколько недель, но я чувствовал только вину. Словно я изменял. Мое сердце целиком и полностью было где-то совсем в другом месте.
«Оно с женщиной, которая даже не знает, что она им овладеет».
Я начал задыхаться. Оттолкнув Карин, я встал с кровати и застегнул брюки. Мне было стыдно за то, что я собирался сделать.
— Седрик, что, черт возьми, происходит? — Карин свирепо посмотрела на меня блестящими от слез глазами.
— Я… не знаю. — Я действительно не знал, как объяснить, что чувствовал: почему вдруг быть с ней больше не имело смысла.
«Безусловно, я не могу сказать ей правду о том, что, возможно, полюбил другую, с которой провел всего час, и которая, кстати говоря, понятия не имеет, что я следил за ней. Я не могу сказать, что нагло обманывал вас обеих…»
Карин плакала, тушь стекала по щекам.
— Ну, тебе лучше, блин, выяснить! В последний месяц ты был таким холодным, Седрик. Я перепробовала все, чтобы вытащить тебя из этого уныния, но, видимо, ты сам не хочешь из него вылезать. Я серьезно ненавижу тебя прямо сейчас.
«Не больше, чем я себя ненавижу».
— Карин, я тебя не виню. Мне очень жаль, прости. Думаю, мне лучше вернуться сегодня в Бостон. Мне нужно время. Я не хотел обидеть тебя. Я просто... Я больше не могу этого делать. Мне очень жаль.
Я действительно никогда не хотел причинить ей боль. Я никогда не хотел, чтобы все так сложилось с ней.
— Да пошел ты! — выплюнула Карин, заходя в ванную и захлопывая за собой дверь.
Я слышал, как она плачет взахлеб, а потом включает воду, вероятно, чтобы скрыть это.
Я чувствовал себя ужасно, но все равно быстро собрал вещи в чемодан и ушел.
Протрезвев, я арендовал машину и поздно вечером в пятницу поехал обратно в Бостон.
По дороге я решил, что в понедельник обязательно увижусь с Эллисон. Оставалось пережить выходные.
Всю субботу я небритый сидел на кожаном диване в своей квартире, курил и слушал старые диски. В какой-то момент я неожиданно наткнулся на песню Элвиса Костелло «Эллисон», которая довела меня до грани. У меня возникло страстное желание прямо сейчас увидеть Эллисон, и я чуть было не поехал в ее квартиру в Малдене, но отбросил эту идею, не сумев придумать никакого разумного оправдания моего появления там. К тому же я был не в том состоянии ума, чтобы увидеть Эллисон.
В воскресенье я уже не мог оставаться один на один со своими мыслями. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Единственным человеком, которому я мог довериться, был мой старший брат.
У нас с Калебом было два года разницы, и он был единственным в моей семье, кто действительно знал, что произошло в Чикаго, - родителям я не мог рассказать, так как у них хватало переживаний из-за моей сестры Кэлли, - и до сих пор моя мать мало что знала о моей жизни в Чикаго. В отличии от Калеба. Вскоре после того, как все пошло прахом на последнем курсе, он приехал в Чикаго навестить меня. Он очень помог: убедил закончить учебу и потом, после отъезда, звонил каждый божий день. Я бы не окончил Северо-Западный университет без него.
Калеб со своей женой Дениз жил в Нью-Хэмпшире, в полутора часах езды от Бостона. Им принадлежал большой новый дом в колониальном стиле, расположенный на трех акрах земли. Мне нравилось бывать у брата, когда нужно было привести мысли в порядок. Это было тихое место вдали от городского шума.