Примерно в двух кварталах от больницы я остановился у крыльца чьего-то дома и согнулся пополам, пытаясь отдышаться.
Все стало еще хуже. Теперь я был виноват не только в том, что Аманда попала в аварию, что скрывал от ее родителей нашу ссору, но и в гибели своего нерожденного ребенка.
«Как такое вынести?»
Подняв глаза, я заметил церковь через дорогу.
Входная дверь была открыта. Табличка у входа гласила «Добро пожаловать в церковь Святой Марии».
Я медленно прошел по проходу и остановился возле алтаря. Засунул в банку для пожертвований пятидолларовую купюру, я зажег одну из свечей длинной спичкой.
— Дорогой Иисус, пожалуйста, прости меня за боль и страдания, которые причинили мои действия, — перекрестившись, произнес я и опустился на колени.
Я был рад, что церковь пуста и никто не слышит, как я захлебываюсь от рыданий.
Глава 30.2
После еще одной ночи плохого сна в больничной палате Аманды у меня ныло все тело.
Эд и Элейн сняли номер в отеле в трех минутах ходьбы от больницы, но даже если бы они попытались уговорить меня пойти туда, я бы отказался. Думаю, что благодаря тому, что я оставался в больнице им было спокойнее ночевать в отеле, к тому же там было мало места.
Родители Аманды пришли рано утром, и вскоре после этого доктор Трипати сообщил, что сегодня они попробуют вывести Аманду из медикаментозной комы.
Мое сердце забилось от переизбытка эмоций: страха, ожидания, облегчения, неуверенности.
«Придет ли она в сознание, и как отреагирует, когда увидит меня?»
Нас попросили покинуть палату, а когда, спустя некоторое время, в приемной появился доктор Трипати, мы одновременно подскочили со своих мест.
— Теперь вы можете войти, но по одному, пожалуйста.
— Она проснулась? – с трудом дыша спросила Элейн.
— Она пытается прийти в сознание. Пожалуйста, полегче с ней. Состояние все еще нестабильно, но она должна слышать, что вы говорите.
Элейн вошла первой, а мы с Эдом нетерпеливо ждали снаружи.
Двадцать минут спустя Элейн вышла в слезах.
— Я разговаривала с ней, и она быстро моргала. Надеюсь, она меня услышала. О, Боже… это уже слишком. Почему наша маленькая девочка? Почему?
Эд утешил ее и пошел в палату.
Ожидание убивало меня.
Родители Аманды были прекрасными людьми, но если бы они узнали, что это я виноват в состоянии Аманды, то, вероятно, выгнали бы меня отсюда взашей. Я не мог так рисковать, поэтому притворился тупицей, когда меня спросили, знаю ли я, что могло спровоцировать аварию. Анализы показали, что Аманда не была пьяна, и они считали, что она уснула за рулем. Но я без всяких доказательств знал, что причина во мне.
Эд вышел из палаты, такой же расстроенный, как и Элейн. Я не знаю, ожидали ли они, что Аманда заговорит или что-то в этом роде, но врач дал понять, что это произойдет не сразу.
— Теперь ты, Седрик, — сказал он, вытирая глаза.
Я тяжело сглотнул.
Аманда лежала так же мирно, как я видел ее в последний раз.
— Привет, малышка, это я. Надеюсь, ты меня слышишь, — прошептал я. — Знаешь, что я услышал сегодня по радио? Дурацкую песню «Hootie and the Blowfish». Та, что играла в ту ночь, когда мы встретились. Помнишь, как там поется? «Я хочу быть только с тобой». Я улыбался, думая о тебе. Я впервые улыбнулась с тех пор, как мы оказались здесь.
Я наклонился, поцеловал Аманду в щеку. Ее веки дернулись. Я взял ее за руку, которая показалась холодной и влажной. Мне тут же захотелось ее согреть, но мне нужно было быть с ней аккуратнее.
— Я люблю тебя, малышка. Ты будешь в порядке. Ты меня слышишь?
Аманда продолжала лежать неподвижно, но ее веки снова дрогнули.
Внезапно я почувствовал давление на свою руку, и понял, что она сжала ее.
— Малыш! Ты можешь меня слышать. Ты меня слышишь?
Мое сердце подпрыгнуло от радости. Аманда откликнулась на мой голос.
Еще двадцать минут она лежала неподвижно, просто дыша, больше не сжимая мою руку, но я продолжал нежно с ней разговаривать.
— Когда ты выйдешь отсюда, я хочу, чтобы мы куда-нибудь уехали. Может быть, в Канкун, куда-нибудь в тепло. Думаешь, твои родители нас отпустят? — Я улыбнулся. Ее родители, скорее всего, позволят ей делать что угодно, если она будет в порядке. — И малыш…
Меня прервало, то, что Аманда начала интенсивно сжимать мою руку, а ее веки задрожали.
Внезапно она открыла глаза.
— Аманда, Аманда. Это я… Седрик. Я здесь, детка. Я здесь. Ты в порядке… все хорошо, – ликующе сказал я.
Она рассеянно посмотрела на меня и ничего не сказала.
Помнила ли она, что произошло? Почему она здесь?
Я позвал медсестру, и она подтвердила, что Аманда время от времени просыпается, но может не осознавать, что ее окружает.