Нутро окатывает горьким вкусом предательства. Жестокого предательства людей, которых ты считал своими друзьями…
Воланд был прав. Они не мои друзья и ими никогда не были. Они его друзья. Его…
Перевожу взгляд на Золотова. Он, не мигая, смотрит на меня. Он водит по мне своими липкими щупальцами, и я чувствую, как медленно раздевает меня, отчего тошнота подкатывает к горлу.
Песня переходит на припев.
Я отчаянно бросаюсь к Дамиру, но…его здесь снова нет. Физически только, но не по-настоящему.
Моего Дамира нет. Того, кто смотрел каждое мое выступление. Того, кто не мог отвести от меня взгляда.
Сейчас он вообще не обращает внимания. Сейчас он весь погружен в Настю.
«Она не твоя подруга! Глаза разуй»
И я разуваю. Поздно, конечно, но лучше поздно, чем никогда, да?…
Подруга бы так не поступила. Никогда не поступила бы…Да, я сама согласилась, но она женщина. Она знала, что в этот момент, когда я говорила свое тихое «да», внутри меня разрывало на части. Я могла бы списать отсутствие реакции у мужа на то, что он - мужик и вообще ничего не видит дальше своего носа, но Настя?…она все знала.
Она знала все.
И делала. И шла. Думаю, даже наслаждалась, как сейчас наслаждается, когда мой супруг гладит ее по колену и что-то шепчет на ухо.
Вот так просто и так сложно.
Я прекращаю петь и утыкаю холодный лоб в горячее предплечье. На меня накатывают чувство. На меня наваливается осознание…
Все кончено.
Это точка.
И не потому, что он больше не смотрит на меня. Не потому, что не поддерживает. И даже не потому, что он мне изменял. А потому что это он убил нашу близость.
Он.
Дамир самолично впустил в нашу жизнь змею, которая отравила все, и нет пути назад. Я знаю, что тоже поддалась его влиянию, но…я очень сильно боялась потерять семью и последнего близкого человека, поэтому искренне считала, что должна сделать все, чтобы спасти нашу любовь, а он…он ее предал. Ради своих желаний, которые просто стали важнее чего-то общего.
Чего-то нашего.
Наверно, я ее тоже все-таки предала, но я предала ее во имя, а он вопреки. Как ни крути, но это правда…
Зал затихает.
Музыка останавливается.
Слышу, как люди вокруг перешептываются, кто-то даже спрашивает: может быть, ей плохо?
И ей действительно плохо.
Она окончательно поняла, что нет ничего, и цеплялись ее пальцы за призрак, которого не удержишь ни голыми руками, ни чем-то другим.
Это просто невозможно.
Прошлое растворяется и уходит окончательно в софитах Москвы, а когда я поднимаю глаза, то снова вижу ее.
Она сидит за барной стойкой. Я вижу ее тугую грудь и изящную ножку в глубоком разрезе подола платья красного, как кровь.
Моя кровь. Или моего сердца. Или моей любви. Хотя…разве это не одно и то же?…
Москва мне ухмыляется. Поднимает красивый бокал с дорогим шампанским и слегка кивает, мол, это тост за тебя, дорогая! И я вижу в ее оскале все: дорогие сумки, машины премиум-класса, блага. Я вижу Арбат, Цум, дорогие клубы, хорошую недвижимость. Я вижу здание МГУ, сияющее во тьме ночи сотней огней, и сотни других огней, которые скачут-мигают-манят, или просто слепят? Хороший вопрос. Или просто слепят…
Перевожу взгляд на пианино.
Надо уходить красиво, как говорил Рома Зверь, и я, пожалуй, уйду красиво с арены, где больше не за что сражаться…
Подхожу и сажусь. Раньше я любила играть, но после маминой смерти уже нет. Честно? В последний раз я вообще играла миллион лет назад…для нее. В последний ее раз на этой земле.
Кажется, тенденция становится привычкой - играть в последний раз перед последним вздохом.
На этот раз я играю своей любви…
Я знаю так искренне больно
Когда телефонные трубки
Способны выстоять каждый нелепый второй дозвон
Я помню, как ты говорила
Что еще максимум три гудка
И полетит по пролетам подъезда
Сдавшийся телефон
Пустые оконные рамы
Панельные раны
Герои романов странных
Зашитые кажется в тысячи фраз
И в ранах тех ты стоишь
И в ранах тех ты кричишь
Будь со мной
Будь со мной
Будь со мной
Будь со мной
Хотя бы в последний раз (у-у-у)
Больше никому меня не прощай
Чтобы в одиночку шел за тобой
И чувства бьют по нам, но ты не вставай
Слова сильней ножа причиняют боль