Да и с каждым годом ведь ослабевала та самая «дюна», которая если не привела его в церковь, то довольно сильно там удерживала.
Охлобыстин даже не может вспомнить, когда она накатывала в последний раз. И когда он теперь описывает какие-то свои жуткие переживания последних лет, он говорит уже не про экзистенциальный кризис, а про то, как его дочка в младенчестве сползла под одеяло, чуть не задохнулась, вызывали скорую, он держал ее на руках и готов был разодрать себе грудную клетку только лишь для того, чтобы она жила...
И есть ведь еще то, что он называл в своем блоге «творческой реализацией». Но тут, к сожалению, не обойтись без пошловатых отступлений. Недавно я посетил небольшой провинциальный фестиваль, главным событием которого было выступление известного российского актера. После выступления организаторы устроили закрытый фуршет. Известный актер появился там в числе других гостей. Так получилось, что меня представили ему за компанию с другими, действительно уважаемыми, людьми. Кажется, мы даже пожали друг другу руки, хотя я еще школьником смотрел фильмы, в которых он играл. И он сделал небольшую паузу, как будто ожидал, что я что-то скажу. Я ничего не сказал. Только потом понял, что надо было сказать комплимент выступлению. Он его ждал.
Более того, кажется, этот комплимент был ему реально нужен. Несмотря на то что, кажется, он давно должен был потерять какую-либо потребность слушать комплименты. Тем более от человека, которого он видел первый и последний раз в жизни.
Как бы Охлобыстин ни ссылался на свой драматургический опыт и привычку сценаристов и режиссеров смотреть на актеров свысока, а потому не очень ценить актерскую славу, упоение собой, ролью, вниманием, восхищением людей – это все структурные молекулы актерского ремесла. И не нужно отправляться на съемочную площадку или на радио, чтобы увидеть, что из них построена ДНК его одаренности. Он упивается своей игрой, даже если находится не в павильоне на съемках, а обсуждает заказ с официантом в ресторане. Есть в этом что-то явно враждебное смиренному православному служению, и, выпуская свой гений на волю, думаю, удержать его непросто. Сосуществование в этих двух мирах не могло не привести к серьезному внутреннему конфликту.
Не берусь утверждать наверняка, что Охлобыстин пожалел о своей откровенности в блоге, но похоже, что это именно так. Во всяком случае, теперь, рассуждая о причинах, побудивших его написать пост об отстранении от служения, он ничего не говорит ни о поиске своего пути и призвания, ни о метаниях между служением и профессиональной реализацией, а предпочитает напирать на клерикальную сторону вопроса.
Мол, многим деятелям культуры дают церковные ордена. С другой стороны, они должны хорониться за церковной оградой. Но нельзя одной рукой брать, другой выкидывать. Есть в этом алогизм. Мол, конфликт канона и реальной жизни требует пояснения и, наверное, разделения ритуального языческого лицедейства, осуждавшегося в средние века, и современного театра. Мол, может быть, удастся вызвать огонь на себя и спровоцировать важную для православных людей дискуссию.
Ко всему прочему Иван Охлобыстин – еще и умелый делец. На моих глазах он, например, зарулил в табачную лавку с рисунком, подаренным ему утром в детском приюте, и ловко впарил его продавщицам, объяснив позже этот поступок тем, что дома не повесишь – свои же дети рисуют, а хранить в кладовке глупо, надо куда-то девать (ответа на вопрос, зачем продавщице из табачной лавки вешать у себя рисунок каких-то приютских детей, этот силлогизм не предполагал).
И в прошении отца Иоанна об отстранении от служения нетрудно при желании проследить бюрократический ход. Благословение в обход канона давал Алексий II, а сейчас – новый патриарх. Было б недурно, если б он подтвердил распоряжение предшественника.
Тем более, если не подтвердит и прошение об отстранении будет удовлетворено, это мало что изменит в жизни Тициана – он по-прежнему сможет участвовать в службах, но не сможет предстоять (то есть вести ее) и не сможет претендовать на роль настоятеля.
Но он и так уже давно не претендует и давно не предстоит, редко когда вовремя успевая к началу.
Но мне кажется, что есть и куда более важный, глубинный и, если хотите, мистический смысл в поступке отца Иоанна.