- Слушай, ты успел хоть с отцом Филаретом проститься? -с упрёком накинулся я на него.
- Всё успел, Гриша. Всё, - он так улыбался, что и у меня рот до ушей растянулся.
Приближался катер. Волны почти не было. Плеск не слышен. Приближался катер, который нас увезёт в мир.
«Вернусь. Обязательно приеду хотя бы один ещё раз, привезу сыновей. Не прощаюсь, Афон. - Я лихорадочно глядел на отворяющийся к причалу трап катера. - Спасибо тебе, Богоматерь, за приют под твоим покровом. Спасибо всем... Не говори «прощай». Не говори «прощай». Скажи «до свидания»...
Я крестился, глядя в небо, как тогда, когда на пути к Афону обращался ввысь, к Богородице. Она ответила мне, приближающемуся гостю, набежавшим, растянувшимся по небу розовым облачком. Обернулся я на монастырь, поклонился. Рядом со мной стоял Валера. Лицо его неузнаваемо изменилось. Он пытался сосредоточиться, шептал молитву и крестился... медленно. Он пытался остановиться! Он пытался остановиться, как это делал я все четыре дня и три ночи! И он мучительно - по лицу было видно - собирал в душе те единственные слова благодарности, которые можно крикнуть в небо просто взглядом.
И тут мы, не сговариваясь, увешанные сумками, одновременно и, так уж получилось, как по команде встали на правые колена и, перекрестившись, тронули правой рукой землю Афона.
- Прощай! - крикнул я с тихим ужасом от мысли, что хотел сказать «до свиданья».
- Прощай! - кто-то во мне сильнее меня крикнул второй раз.
Мы встали тоже одновременно и, уже поднимаясь по трапу, с некоторым смущением и досадой заметили, что на нас смотрят все: и на катере, и провожающие, и те, кто поднимался вместе по трапу.
- Вы, наверное, офицеры? - спросил улыбчивый иеродиакон Ианикий, с которым мы только здесь, на катере, познакомились.
Представители таможни на катере, видимо, тоже по-своему отреагировали на наше прощание: меня перепотрошили с ног до головы, сумку чуть ли не наизнанку выворачивали. Не знаю, как обошлось у Валеры...
Всё обошлось. Таможня ничего не нашла. Вот уж воистину -перед их глазами проплыли видеокассеты с записями, а они их не заметили. «Господь разберётся, что ты отсюда вывезешь для себя, что ещё для одного кого-то, а что для тысяч людей», -вспомнил я слова келиота о.Виталия.
Вы прочтёте очерк, наверно, за час. Писал я его несколько вечеров. Вспомню что-нибудь и запишу. Захочется дописать более тщательно - сажусь и дописываю.
Для меня важны два обстоятельства.
Во-первых, может, с исторической или богословской точки зрения, а может, просто «по ослышке» что-то я записал неправильно. Может быть, где-то оговорился или неточно выразил мысль. Прости, ради Бога, читатель, ибо мне было важно донести настроение, интонации, стиль отношений монахов, меня (в себе), контрастность «мира» и МИРА. Удалось ли? Судить вам да Богу. Приехав на Афон со многими писательскими вопросами, пишу об Афоне совсем не как писатель.
Во-вторых, важно помнить, что Святая Гора Афон - это Мировая Лампада перед лицом Бога. В России сейчас увлекаются йогой и Рерихами, головы повёрнуты в сторону Тибета. Зато на «Русский Тибет» - в Афон - на месяцы и годы вперёд планируют и заказывают поездки люди из лютеранской Германии и католической Испании, из атеистических США и Канады, не иссякает поток православных греков, сербов, болгар... Учёные, богословы, писатели, художники с замиранием, с детской стыдливостью и смущением осторожно прикасаются к тайнам Афона и... плачут. Немец-фотохудожник, бородатый сорокалетний гигант, не мог сдержать слёз, когда стоял на причале. Я провожал его. Он уезжал на сутки раньше нас. (Это тот самый случай, когда мне пригодилось хоть какое-то знание немецкого.) Лицо немца было похоже на лицо ребёнка, который вот-вот разревётся, потому что: «Куда ушла Мама? В какой «мир» я возвращаюсь? Господи! Я же люблю Тебя!»
«Не вера от страха, а страх от веры», - говорил старец Силу-ан. «Вера есть Любовь», - учил Христос. Чем больше любишь Мир и людей, тем больше заселяется в сердце твоём Страх Божий: в каком безумии мы живём! Как я-то живу ещё до сих пор? Как спасти себя и людей? Страх смерти - это пыль перед Страхом Божьим. Ибо что может быть страшнее Вечной Смерти, превращения в «Ниже, чем Ничто»?
Тайны Афона. Прикосновение... Есть ряд фактов, событий, явлений, которые я хотел бы описать, но не получается, не хватает меры и веса простых человеческих слов. Но даже не это главное. Главное - правда ощущений. А они заключаются в том, что в душе существуют запреты. Первый запрет: ЭТО дано было тебе. Для покаяния. Для движения к Мудрости. Для спасения. Сказав ЭТО, ты теряешь ЭТО.
Запрет второй: не уподобляйся Хаму. Не показывай и не рассказывай всего, что ты случайно увидел в Доме Отца Твоего.