В день, когда они встретились, полную лепёшку ворон принёс впервые. Павел радовался встрече и ещё, видимо, по одной причине. Святой угодник встречу с себе подобным принял как знак Божий, что его путь на земле закончен. Святой Павел попросил Антония принести ему полотно, чтоб укрыть свою наготу. И, конечно, эта просьба была безвременной - оба они понимали, что просто так «шляться» по пустыне по шестьдесят вёрст - это не душеполезно. Наверно, подразумевалось, что как Бог даст. Но на обратном пути духом Антоний просветился и понял, что Павел не одежду попросил у него, а саван. Впервые за почти семьдесят лет своего монашества спешил девяностолетний Антоний туда и обратно. И уложился по меркам того пути и по своему возрасту очень быстро. Но не успел.
Когда он пришёл, то увидел картину, от которой упал: Павла хоронили.. .львы. И львы выли и плакали. «Слёзы человеческие катились из глаз бессловесных животных», - так говорится в Житии Павла. Антоний сам пал ниц от такого чуда и молился Богу.
Вот где меня Господь посетил и прибил уж окончательно -так это тут, у престола святого Павла, у плиты над могилой его. Без слов, среди людской толчеи и, в общем-то, не совсем благоговейного гомона паломников-туристов произошёл обратный процесс: «очима зрил и видел, ушима слышал и слышал.» (в псалме по грехам нашим «очима зриши и не виде-ши, ушима слышишь и не слышиши»).
Здесь, в храме святого Павла, тоже три престола. Самый древний, конечно, престол святого Павла: он построен в третьем веке, сам храм был построен ещё при жизни прямых учеников святого Антония. В храм надо спускаться на глубину примерно в два-три метра - так глубоко ушла земля (впрочем, возможно, я не всё услышал, возможно, так строились «от злых глаз» первые храмы). И вход был в другом месте. Тут вот было это самое «очима видел и видел». О том, что вход был в другом месте, нам скажут гораздо позже, а мне почему-то духом сразу открылось - вот он, древний ход: вот здесь ходили люди и вот здесь были великие стояния и моления. Второе чудо «видения» - это внятное, живое (совсем не фантазийное) понимание, что Павел лежит вон там: не прямо под гробницей, а чуть левее и глубже. И незримо стоит он тут же. Ну, может, не совсем правильно сказать, что стоит он тут, но дух его не у гробницы, а у престола - между престолом и гробницей. Как когда-то в святилище монастыря св.Пантелеймона на Святом Афоне, как у мощей Григория Паламы в Салониках, так и здесь у входа в алтарь святого Павла я стоял, молился, дышал и не мог настояться, не мог напиться, намолиться, не мог насытиться Правдой Жизни и Света. Какого-то невидимого, умом непонятного, но так всем нам, православным, известного.
Рядом алтарь, который был построен в 17-м веке. Именно тогда произошла перестройка храма, его расширили и вход сделали с другой стороны. И третий алтарь тут же. Они в ряд, но приделами не называются. Один из престолов Рождества Христова. Второй, к сожалению, мы не запомнили. Вроде бы, Вознесения Христова. Третий - святого Павла. Росписи храма, в основном, первой половины 17-го века. И стиль чувствуется тот же, что и в храмах монастыря святого Антония. На некоторых фресках даже даты видны: 1624, 1627.
Здесь экскурсию для нас проводит иеромонах Фома. Он закончил Каирский университет, по основному своему образованию биохимик, но получил и богословское образование. Очень улыбчивый и постоянно будто к чему-то невидимому прислушивающийся человек. Как-то было слишком очевидно, что он потянулся к нам с Наташей. Сначала он вообще спросил меня, не монах ли я? Не думаю, что это было только потому, что я был с бородой. Потом, когда узнал, что мы муж и жена, расспрашивал про детей и про нашу работу, а в конце призвал нас, читал над нами какие-то молитвы и сфотографировал нас себе на память. Чем-то мы его тронули.
Как я уже сказал, башня спасения монахов здесь одна. Вторая, с которой монахи при Юлиане-Отступнике переходили в другую, уже разрушена наполовину, и на её основании, как раз под нею, и построен третий престол (над остатками башни просто крыша). Монастырь святого Павла внешне меньше и беднее, он какой-то плотный, хотя снаружи арки и галереи строений создают ощущение, что он громадный. Здесь восемьдесят монахов, святой источник, штук сорок кошек, которые любят только одного инока и питаются только из его рук. В монастыре очень много паломников-арабов, громадное дерево жожоба посреди монастырского двора (плоды его показались мне похожими по вкусу на что-то среднее между боярышником и абрикосами-жердельками). Здесь так же угощают изумительными лепёшками и чаем. Иеромонах Фома ведёт нас от престолов в трапезную. Она очень похожа на трапезную монастыря святого Пантелеймона на Святом Афоне, но меньше и без росписей по стенам.