Затем он посмотрел на неподвижное тело раввина.
– Мне придется доложить обо всем коменданту, – сказал он не столько находившимся в бараке заключенным, сколько самому себе. – Он будет недоволен.
Обершарфюрер вышел из барака, а вслед на ним, подняв подвешенный на палке котел, засеменили и двое приносивших похлебку заключенных. Дверь барака захлопнулась.
– Пойдемте, поможете мне, – сказал Моше. – Давайте положим его на одеяло.
С всевозможными предосторожностями Моше, Берковиц, Иржи и Пауль подняли Элиаса с пола. Голова раввина была залита кровью, его лицо опухло, он уже еле дышал.
– Осторожно! – сказал Моше, когда они вчетвером стали укладывать Элиаса на кипу одеял в самой темной части прачечной.
Мириам наклонилась над своим мужем и ласково погладила его по груди. Потом она посмотрела на стоявших рядом мужчин угрюмым взглядом.
– Уйдите! – потребовала она.
– Мириам… – начал было возражать Моше.
– Уйдите! – крикнула Мириам.
Склонившись затем над мужем, она обняла его, невольно вымазывая свою одежду в его крови.
– Элиас… – прошептала она.
Раввин ничего не ответил.
Комендант, сидя в своем кабинете на мансардном этаже, полностью погрузился в атмосферу шахматной партии. Вдруг послышался стук в дверь. Брайтнер поднял глаза и посмотрел на часы с маятником и с золотой отделкой, принесенные сюда, как и остальные предметы обстановки комнаты, из «Канады». Какой-то еврей был настолько глуп, что прихватил их с собой, когда его повезли на поезде сюда, в Аушвиц… В дверь снова постучали, и Брайтнер недовольно поморщился. «Какого черта?…» – мысленно возмутился он. Его внезапно охватила сильная тревога – как будто от результата этой шахматной партии зависело что-то очень-очень важное.
Он сердито встал из-за стола и, открыв дверь, увидел, что за ней стоит обершарфюрер.
– Herr Шмидт! Хм, вы явились прямо ко мне в кабинет… Они, видимо, наконец-то приняли решение.
– Никак нет, Herr Kommandant!
– Что же тогда произошло?
– Один из заключенных попытался на меня напасть. Мне пришлось обороняться.
– И он, наверное, уже мертв, да?
– Нет, жив. Думаю, что жив. Но он сильно изранен. Мне распорядиться, чтобы его отнесли в больницу?
– Не надо. Пусть остается там, в бараке. О нем позаботятся его товарищи. А о ком вообще идет речь? Случайно, не о раввине ли?
Обершарфюрер, не сумев скрыть своего изумления, удивленно поднял брови.
– Совершенно верно, Herr Kommandant. Именно о нем.
– Еще одна пешка… – пренебрежительно фыркнул Брайтнер.
– Что вы говорите, Herr Kommandant?
– Ничего… А что конкретно произошло?
– Данный заключенный прятал у себя под одеждой фотографию.
В глазах коменданта неожиданно вспыхнули огоньки любопытства.
– Фотографию? И что это за фотография?
– Фотография девочки. Вот она.
Обершарфюрер достал из кармана фотоснимок и протянул коменданту. Брайтнер взял его небрежным жестом, однако едва он на него взглянул, как вдруг побледнел.
– Это и есть та фотография? Вы уверены?
– Он прятал ее у себя под одеждой, – повторил обершарфюрер.
Он даже не заметил, что его начальника охватило волнение.
Брайтнер, не отрываясь, продолжал смотреть на фотографию с таким видом, как будто все то, что его сейчас окружало, вдруг перестало существовать. Обершарфюрер в течение более чем минуты стоял неподвижно, а затем стал покашливать, чтобы привлечь к себе внимание коменданта.
– А?… – Брайтнер неохотно отвел взгляд от фотографии.
– Herr Kommandant, у вас будут для меня какие-нибудь распоряжения?
– Нет, Herr Oberscharführer. Можете идти. Если произойдет что-нибудь еще, немедленно поставьте меня в известность.
Обершарфюрер, браво щелкнув каблуками, вышел. Брайтнер подошел к письменному столу. Усевшись за этот стол, он выдвинул один из ящиков и вытащил из стопки лежавших в нем папок и отдельных бумаг папку коричневого цвета.
Он стал перебирать хранящиеся в ней отчеты, напечатанные на машинке под копирку в двух экземплярах. Везде, где должна была быть буква «о», плохо настроенный механизм машинки пробил бумагу насквозь. Брайтнер медленно перелистывал страницы, пока не нашел то, что искал.
Фотографию.
Фотографию девочки.
Брайтнер взял фотографию, которую ему дал обершарфюрер, и положил ее рядом с фотографией, которую он только что отыскал. Он долго и скрупулезно рассматривал их обе, сравнивая одну с другой.
Белокурые волосы, заплетенные в косы, голубые глаза, улыбка.