– Давай рассказывай быстрее, педик. Посмотрим, что ты сейчас приврешь.
– Блондинчик рассказал, что в тот вечер они ворвались в жилище знаменитого футболиста, арестованного за незаконную торговлю…
Яцек с размаху дал Иржи пощечину:
– Заткнись, мерзкий еврей!
Иржи тыльной стороной ладони отер кровь, потекшую тоненькой струйкой на подбородок из разбитой губы.
– Если хочешь, я замолчу, но мне кажется, что ты все-таки предпочтешь меня выслушать… Итак, блондинчик рассказал, что они вошли в квартиру футболиста. Один из соседей сообщил в полицию, что оттуда доносятся какие-то подозрительные звуки… Эсэсовцы взломали дверь и обнаружили в ней парня, который неподвижно сидел на стуле. У него не было одной руки и одной ноги…
Яцек побледнел.
– В шкафу прятался поляк из Армии крайовой. Он попытался выскочить в окно, и эсэсовцы, долго не раздумывая, открыли по нему огонь. Они пристрелили сначала его, а затем и искалеченного парня… Когда блондинчик мне об этом рассказывал, он едва не заплакал… Хладнокровно стрелять в юношу без руки и ноги, прикованного своими увечьями к стулу – это, наверное, было нелегко. Немец сказал мне, что этот парень до самой последней секунды с вызывающим видом смотрел ему прямо в лицо. Он не испытывал ни малейшего страха, и это очень сильно удивило эсэсовцев. Он не мог себя защитить, но тем не менее не испытывал ни малейшего страха…
– Замолчи, мерзкий еврей…
Яцек замахнулся на Иржи ножом. У Моше уже мелькнула мысль, что «розовый треугольник» станет четвертой жертвой за ночь, однако Яцек, так и не нанеся удар, выронил нож и горько заплакал.
– Если бы Брайтнер увидел нас сейчас, он, наверное, после этого уже не был бы таким самоуверенным… – сказал Моше.
Капо встал на ноги и, вытерев слезы рукавом куртки, отошел к стене. Там он сел на пол, обхватил голову руками и уставился взглядом в пол. Несколько секунд спустя он снова встал и принялся нервно ходить взад-вперед.
– Ну что, – обратился к остальным заключенным Моше, – пора начинать готовить наше барбекю.
Отто повернулся к Мириам.
– А ты что об этом думаешь?
Мириам подошла к Отто и обняла его:
– Надеюсь, что тебе удастся остаться в живых, Отто.
– Надеюсь, что остаться в живых удастся и вам.
– Итак, все согласны, да? – спросил Моше. – Нам нужно торопиться. Складывайте одеяла.
Они собрали все одеяла и свалили их в одну большую кучу в центре барака.
– А теперь бросайте сюда и вот это, – сказал Моше, стаскивая с веревки эсэсовскую униформу и швыряя ее поверх одеял. – Наконец-то она послужит благой цели… А ты будь готов, Отто. Как только огонь охватит стены и крышу, ты должен выскользнуть из барака и как-то умудриться под шумок исчезнуть. И помни: после того, как война закончится, сделай все возможное для того, чтобы Германия стала другой… Желаю удачи!
«Красный треугольник» направился к двери, но, сделав несколько шагов, остановился и медленно повернулся к Моше. Ему, видимо, захотелось что-то сказать, и он уже открыл было рот, но… но так и не нашел подходящих слов. Смутившись, он снова пошел к выходу.
Моше достал зажигалку, которой он недавно дезинфицировал лезвие ножа, и, проверив работу ее механизма, подошел к сваленным в кучу одеялам и эсэсовской униформе. Однако не успел он начать все это поджигать, как послышался голос Отто:
– Подожди, Моше!
Коменданту не сиделось на стуле, и он ходил взад-вперед по погрузившейся в полумрак комнате, то и дело бросая взгляд на шахматную доску. Его снова вдруг охватила сильная тревога – как будто от результата этой партии зависело что-то очень-очень важное.
Игра приняла неожиданный оборот: черным оставался лишь один ход до того, как они пробьют брешь в боевом порядке противника. Они теперь двигались не как остатки потерявшей управление армии, а как хорошо организованная группа диверсантов. Им пришлось пожертвовать пешкой и ладьей, однако это в конечном счете позволило им достичь невозможного. Брайтнер поднял черную пешку, чтобы сделать этот судьбоносный ход, в результате которого пешка оказывалась на дальнем краю шахматной доски и становилась могущественной и внушающей страх королевой.