Если Гусев и заметил его колкость, то виду не подал.
- Поможем, товарищи? - улыбнулся он своим спутникам. Коротко стриженый, похожий на боксера Бобров едва заметно пожал широченными плечами. Флегматичный сухопарый Круминьш согласно кивнул.
- Ага! - воскликнул боцман, щелкая гирькой. - Да тут у тебя недовесу два кило! Что ж ты мне, складская твоя душа, будешь рассказывать про то, что у тебя все точно как в аптеке и сестра в Ленинграде голодает? Эдик, два ж кило недовесу!
Интендант покрылся холодным потом.
- Не знаю! - забормотал он, подскакивая к мешку и пытаясь его приподнять. - Честное слово, не знаю, почему так вышло! Должно быть, мыши съели.
- Мыши? - спросил Савенко, холодея от внезапно подкатившей к горлу ненависти. - Мыши, которые муки поели, а потом из мешка вылезли и аккуратно его за собой завязали? А может, у этих мышей еще и погоны на плечах, а, ворюга?
Он подступил к интенданту, нашаривая на поясе пистолет. Интендант, став матово-белым, как статуи в Эрмитаже, присел на корточки и закрыл лицо руками.
- Сейчас я его грохну, - сказал Савенко, - и пусть меня потом трибунал судит. Потому что из-за таких, как он, на той стороне люди от голода умирают.
- Погоди, Эдик, - боцман обхватил его сзади за плечи, не давая вытащить пистолет. - Сейчас Журов в комендатуру сгоняет, и разберемся как следует, по закону. Пусть лучше трибунал эту гниду судит, чем тебя.
Матрос Журов, которому явно надоело ворочать тяжеленные мешки, выпрямился во фрунт, всем своим видом выражая готовность бежать за патрулем.
- Стойте, - неожиданно вмешался улыбчивый лейтенант Гусев. - Без комендатуры обойдемся.
Он обошел массивного боцмана, который по-прежнему удерживал Савенко, и склонился над трясущимся от страха интендантом. Схватил его двумя руками за отвороты кителя и рывком поднял на ноги. А потом Савенко не поверил своим глазам - ноги интенданта оторвались от причала и повисли в воздухе в полуметре от земли. Гусев держал его на вытянутых руках так, что студенистое лицо интенданта оказалось как раз напротив его лица.
- Ты, гнида, - сказал Гусев, - сейчас поедешь к себе на склад и все, что ты украл у голодающих защитников Ленинграда, вер¬нешь незамедлительно! А еще ты напишешь бумагу, где при¬знаешься в воровстве и вредительстве, и отдашь ее товарищу Савенко. А если ты этого не сделаешь, сволочь, то я лично пере¬ломаю тебе все ребра, понял?
- По-по-понял, - пролепетал Колобок, мелко дергая ногами.
- Тогда охладись немножко, а то ты слишком потный.
С этими словами Гусев без особого усилия швырнул интенданта с причала в воду. Раздался громкий плеск, Колобок изо всех сил заработал руками и ногами, и, поднимая тучи брызг, устремился к берегу.
- Зря ты его отпустил, лейтенант, - зло сказал Савенко. - Надо было его в комендатуру сдать.
- Тогда он не вернул бы украденного, - сверкнул улыбкой Гусев. - А так в Ленинграде смогут испечь еще несколько булок хлеба.
«Москвич, что ли?» - подумал Эдуард. В Ленинграде хлеб покупали буханками. Однако расспрашивать Гусева не стал - нужно было держать дистанцию. И так уже разведчик подверг сомнению авторитет командира Савенко, когда самолично расправился с ворюгой-интендантом.
- Ладно, -махнул рукой лейтенант, - продолжайте взвешивание. А вы, товарищи разведчики, начинайте погрузку в трюм.
В оставшихся мешках недовеса не обнаружилось - Колобок, судя по всему, рассчитывал именно на то, что весь груз сплошняком проверять не станут. Через полчаса взмыленный, но успевший переодеться в сухое интендант вновь появился на причале. В руках у него была корзинка, закрытая тканью.
- Что это? - брезгливо спросил Савенко.
- Гостинцы, - пробормотал Колобок. - Детишкам Ленинграда. Яблоки, шоколад. Ну и муки два килограмма, как договаривались…
- Никто с тобой, сука, не договаривался, - с ненавистью процедил сквозь зубы Эдуард. - Эту муку ты у детей хотел украсть. А шоколад у кого украл?
На интенданта было жалко смотреть.
- Ни у кого! - он прижал пухлые руки к груди. - На складе оставалось, неучтенка. Выписывают плиток на сто человек личного состава, а пока их сюда довезут, двадцать человек уже, считай, убили. А яблоки так вообще из собственного садика!
- Проваливай, - велел ему Савенко, забирая корзинку - Нет, стой. Ты бумагу-то написал?
- Бумагу? - переспросил Колобок, становясь еще более несчастным. - А это обязательно?
- Обязательно, - отрезал лейтенант. - Когда вернусь, разберемся с тобой, кто ты есть - просто вор или шпион-вредитель.
Перегруженный катер тяжело тащился по Ладоге, оставляя за собой широкий белопенный след. По левому борту виднелся унылый и длинный мыс Песоцкий нос. До Осиновца оставалось еще несколько часов ходу.
- Что-то тихо сегодня, Эдик, - задумчиво проговорил боцман Тимофеев, скребя короткопалой ладонью могучий, заросший седым волосом загривок. - Выходной себе фрицы, что ли, устроили?
Савенко недовольно покосился на боцмана. Обычно пройти от Новой Ладоги до Осиновца и ни разу хотя бы не услышать приближающийся гул немецких бомберов было почти невозможно. Как правило, немцев отгоняли наши истребители, но нередки были случаи, когда «штуки»* прорывались сквозь их заслон и бомбили идущие через Ладогу корабли. Противный визг их сирен порой снился лейтенанту по ночам.
- Смотри, не сглазь, Палыч, - сказал он.
За «Стремительным» шли три баржи, груженные продуктами и боеприпасами. Вообще-то защита этих барж от авианалета считалась главной задачей тральщика - в случае опасности труба на баке катера начинала извергать дым, скрывавший грузовые суда от глаз летчиков. По опыту Савенко, дым помогал мало - «лаптежники» бомбили довольно кучно, так что одна или две бомбы все равно находили цель. Куда больше отпугивал фрицев крупнокалиберный пулемет, установленный на носовом мостике. Дважды Савенко приходилось вступать с немцами в настоящий морской бой - на Ладоге действовала сводная немецко- финская флотилия, в которую входили самоходные десантные паромы «Зибель», вооруженные 88-миллиметровыми пушками и скорострельными зенитными автоматами, и даже итальянские сторожевые катера. Вооруженному одним-единственным пулеметом «Стремительному» сложно было противопоставить что-то этим современным кораблям - но капитан тральщика был отчаянно храбр, а экипаж опытен и зол. Поэтому оба раза столкновение заканчивалось в его пользу.
Сейчас, когда они почти дошли до маяка Кареджи, у лейтенанта появилась надежда довести караван до Осиновца без приключений. «Если получится, - загадал он, - завтра вечером позову Танечку Кузнецову на танцы». Как и многие люди, не испытывавшие страха в бою, Савенко был чрезвычайно стеснителен и застенчив в отношениях с противоположным полом.
Офицеры берегового радиоотряда Гусев, Бобров и Круминып сидели на отведенных им местах у лебедки трала и обедали - клали на ржаные сухари большие ломти розового, с толстыми мясными прожилками сала, и закусывали зеленым луком. В отличие от капитана и боцмана они совсем не были удивлены неожиданной пассивностью Люфтваффе. Более того, они бы искренне изумились, если бы в прозрачном небе над Ладогой появился хотя бы один немецкий самолет.
- Попасть в Ленинград трудно, - сказал им их шеф, Отто Скорцени. - Есть только два пути - по воде и по воздуху. Путь по воздуху мы отметаем сразу. Никаких регулярных рейсов, разумеется, нет, самолеты летают от случая к случаю. Кроме того, их часто сбивают. Поэтому остается вода.
Вместо указки оберштурмбаннфюрер СС Скорцени использовал английский стек. Гибкий конец стека, называемый собачниками «шлепок», прошелся по карте от восточного до западного берега Ладожского озера.
- Это обычный маршрут русских конвоев. Ваша задача - сесть на одно из малых судов, идущих в Осиновец. Впрочем, бумаги, которые подготовят для вас люди Шелленберга, помогут вам попасть на любой корабль, который вам понравится. Важно только сделать это быстро. Как правило, мы бомбим конвои постоянно, но учитывая важность вашего задания, в этот день Мы сделаем русским подарок, чтобы ничто не помешало вам Добраться до Ленинграда.