“Ты такая сильная. Целых два пакета!”
Голос стегал ее по ногам, накачивал кровью сердце, заставляя бледнеть и без того нерумяное лицо. Она на автомате добралась до дома, поднялась на шестой этаж и только там, в квартире, бесцеремонно бросив покупки на пол, позволила себе отдышаться. Опустилась на табурет в прихожей и принялась растирать замерзшие ладони. Пальцы ее то и дело натыкались на красные борозды от пакетов.
“Я возвращаюсь в пятницу. Ты же не думала, что мы расстанемся надолго?”, - напомнил голос в голове. Инга посмотрела на календарь. Еще среда.
Она бросила взгляд на покупки. Спинка кроватки треснула. Но сейчас это не имело никакого значения. Она взяла рулон с пленкой и потащила его во вторую, маленькую комнатушку. Там на полу еще виднелись следы от ножек кровати. Кровати, останки которой валялись под балконом.
Зажужжал телефон. Инга бросила пленку на пол. Закрыла глаза. Досчитала до десяти. Достала телефон. Открыла глаза.
“Кто?”
Сообщение от Ильи.
Она выдохнула и села, сползла по стенке на корточки. Прежде чем ответить, она всхлипнула несколько раз, борясь с накатившим отчаянием, вздохнула глубоко. И лишь обретя силы улыбнуться, открыла сообщение.
- Как ты думаешь, кто у нас будет - мальчик или девочка?
Удивленно-обрадованная, она ответила:
- Не знаю. А ты кого больше хочешь?
- Дай-ка подумать… Пусть будет мальчик.
- Все вы такие, подавай вам мальчиков ) И как бы ты его назвал?
- Точно на И!
- Хах, это почему?
- Илья + Инга = И… Игнат?
- Не.
- Ипполит?
- Ни в коем случае. Давай лучше другую букву.
- Игорь?
Молчание. Долгое, тягучее молчание.
- Инга? Все хорошо?
- Давай сменим тему.
* * *
Вечером Илья устроился на скамье на железнодорожной станции с гордым названием “Озерная”. Большинство поездов следовали мимо, не притормаживая, поэтому на платформе было пусто. У скамейки под навесом не хватало досок, но это Илью не сильно печалило. Хотя бы сухо.
Ему пришли несколько писем из Онежробостроя. Первое из них называлось “Приказ об увольнении”. Илья удалил всю пачку, не читая. Назад дороги не было.
Он вытянул вперед ножной протез, выставив край металлической ступни под дождь. Железке было все равно.
Усталый взгляд его зацепился за выцветший плакат времен реновации гражданского общества. Ставший уже привычным силуэт робота-”следователя” и воодушевляющая надпись.
“Машины вычисляют преступников. Наказание - задача граждан. Вместе - на страже справедливости”.
“Следователями” их называли только дикторы в новостях. Обычные люди звали их “следаками”, а еще “могильщиками”. Роботы уносили тела на экспертизу и запускали анализ происшествия - сложнейшую симуляцию, именуемую “расследованием”. Обычные люди называли это “гаданием”
“Типичное гадание идет три дня”, - размышлял Илья, - “Я успею. Вот сейчас немножко отдохну и пойду дальше”.
Он на минутку прикрыл глаза и, видимо, задремал, как вдруг чересчур уж громкий раскат грома заставил его вздрогнуть и проснуться.
То оказался не гром, а запнувшийся о вытянутый протез старик.
- Расставил тут лыжи свои, - возмущался он, поднимаясь с мокрого асфальта, - А я теперь вообще мокрый.
Илья помотал головой, чтобы проснуться, и слабо улыбнулся.
- Извини, отец, - дружелюбно сказал он, - Присаживайся, обсохнешь.
“Мне только скандалов не хватало”, - подумал он про себя с досадой.
Старик поворчал для виду, но приглашение принял. Сел нахохлившись, будто воробей, и тоже вытянул левую ногу вперед.
- Чего у тебя, нога не сгибается? - поинтересовался он.
Илья с трудом согнул ногу и клацнул пяткой об асфальт.
- Сгибается. Только неровно.
- Онежробостроевская поделка?
- Угадал.
Старик проворно задрал штанину и обнажил ножной протез. Внешне неотличимый, по стандартным лекалам Онежского завода. Только подогнанный идеально. Старик пошевелил металлическими пальцами - и поршни в голени послушно зашуршали, мягко, певуче.
- Вот я поражаюсь, - продолжал старик, - У кого ни встречу онежский протез - халтура страшная. А мне видишь - повезло. Мастер от бога.
Илья смотрел на стариковский протез как завороженный. Мысленно разбирал его на части, любовно смазывал взглядом и снова собирал, изгиб к изгибу, линия к линии, как цветок. Ему редко приходилось видеть собственную работу в деле.