- Здрасьте! – ответил я и на секунду замешкался, ожидая, что баб Рая сейчас нас познакомит. Но та лишь скрипучей скороговоркой пробормотала:
- Оля, ты опять окно открыла. Сквозняк же будет, простудишься и заболеешь, сколько можно говорить? – и выпроводила меня.
- Баб Ань, а кто это у Райки в гостях? Валеркина дочь?
- Нет. Это не родная ее внучка, а брата. Из-под Владимира приехала. Или Рязани. Не помню уже. Не в той компании оказалась, отправили от греха подальше. Рая говорила, кого-то из парней там уже поймали, кого-то родители срочно в армию отправили, а девчонок в ПТУ и техникумы куда подальше. В нашей швейке учится Оля. Уважительно относится, ничего не скажу. Здоровается первой. Сумку помогла поднять недавно. Сигарету за спину прячет, когда в подъезде меня видит. Но не в курении дело, уж поверь старой женщине. У нее блеск в глазах такой. Особый. Шальной. Покатится по наклонной. А жаль, красивая девчонка… - баб Аня призадумалась и все же решила закончить свою тираду моральной эскападой. – А то и с собой потянет кого. Так что смотри у меня, - погрозила пальцем, - зубастый крокодильчик, пасть не разевай, сиди дома – не гуляй!
«А то девушки придут, поцелуют и уйдут» - насвистывая себе под нос мотив этой шуточной песенки, спускался я по лестнице. У почтовых ящиков между первым и вторым этажами, поставив на пол пустое мусорное ведро, курила Оля. Девушка была в том же легком домашнем платьице, с рукавами выше локтей и подолом выше колен. Ей явно было холодно, но почему-то она не торопилась домой. В окне виднелись островки грязно-белого снега между черноземом, ожидающим новых семян и пробуждения новой жизни; весна шла в наступление.
Я замедлил шаги возле нее. Остановился. Улыбнулся. Улыбнулась и она. Рука инстинктивно дернулась спрятать сигарету, но поняв, что я хоть и Гена, но не Онищенко, и читать лекций о вреде курения не стану, просто выбросила окурок в форточку.
- Меня зовут Оля, - а она совсем крошка, макушкой еле достает до моего подбородка.
- Я знаю. А я Геннадий, можно Гена.
- Я знаю, - смешно так задирает голову, чтоб смотреть мне в глаза. Это тот самый блеск? Особый и шальной, как выразилась моя бабуля? Я потеряю от нее голову и покачусь по наклонной? Спорим, что нет?
- Молодец! – а что еще сказать? Допытываться, откуда узнала? Зачем? Разговор вроде завершен, я могу спускаться дальше, но она не делает попыток подняться, не двигаюсь и я. И не сдвинусь, даже если сейчас начнется пожар. Нет, если начнется пожар, я ее спасу. Подхвачу на руки и вынесу из бушующего пламени. А потом, когда она еще будет в моих объятиях и уже в безопасности… гусары, молчать!
- А вы только в телевизорах разбираетесь? Или в телефонах тоже?
- А что у баб Раи с телефоном? Чего сразу не сказала?
- Не городской. Мой мобильный. Посмотрите? – и робко так ждет ответа. Будто я могу отказать.
- Посмотрю.
- Я сейчас, - подхватив ведро, вихрем проносится мимо меня, задев складками платья и локонами волос, обдав запахом юности и свежести, словно пообещав мне весеннее солнце и чистое небо. И уже пролетом выше, снова, - подождите меня, пожалуйста. Я сейчас.
- … и здесь не «звездочка», а «решетка», потом вызов. И все получается. Понятно?
Оля, как прилежная ученица, усердно кивает. Забирает телефон из моих рук и набирает ту же комбинацию. А я забираю в свою руку ее и словно завороженный, слежу за пальчиком другой руки, которым она тычет в кнопочки. Снова по инерции она тянется нажать «звездочку» в конце, но я перехватываю пальчик и тяну к «решетке». И получается, будто я ее обнимаю. И ничуть не будто! Да, я ее обнимаю! И наши лица в миллиметре друг от друга. И мое сердце бьется в груди громко-громко, а у Оли перехватывает дыхание. Потом – нет и миллиметра, есть блаженство от касания щекой щеки, носом носа, губами губ…
…Наверное, я не смогу подробно и досконально обрисовать наш секс, как это умеют делать сеньоры и гранд-дамы нашего жанра. Мои воспоминания и впечатления от встреч с Олей отрывочны и хаотичны, словно луч прожектора, выискивающий что-то в ночном небе. То слабое мерцание звезды, то яркий блеск луны; то неподвижно висящее облако, то стремительно проносящийся самолет.
…Помню, с какими опасениями и предосторожностями я начал искать квартиру, где б мы могли оставаться наедине. И в то же время был придирчив до мелочей, оставляя у агентов не самое благоприятное впечатление о себе.
…Помню свою гордость, когда она перед первым разом села в мою машину, и мы поехали на наконец-то удовлетворившее моим притязаниям место. И помню свою досаду, когда после первого раза я привез ее обратно, высадил недалеко от дома, и она прошла остаток пути пешком, а я, в силу понятных причин, был лишен возможности проводить ее до подъезда и квартиры.