…Помню, что я заводился сразу, с первого поцелуя и первого прикосновения, а Оля еще какое-то время просто целовалась и позволяла себя трогать без ответных ласк. Но потом природа брала свое, и было безумно приятно видеть ее затуманенный от страсти взор, тонкие пальчики, ласкающие мое тело, бешеную скачку амазонки и жадное высасывание спермы в конце.
…Помню, что она очень любила мороженое.
…Помню, что иногда у нас был и анал. Бывало, уступала моим поползновениям, а бывало, и сама недвусмысленно провоцировала. Нечасто, далеко не каждый раз. Может, раз в месяц или около того. Тогда секс был не бурный, а какой-то плавный, тягучий, медленный, и я постоянно тормозил себя, чтоб не сорваться на бешеный трах, а подольше наслаждаться видом Олиной оттопыренной попки, проводя руками по ягодицам, бокам, бедрам, спине с еле заметным пушком вдоль позвоночника, добираясь и до затылка с колечками волос на шее.
…Помню ее детский восторг, когда она узнала, что я могу шевелить ушами. Каждый раз она внимательно смотрела, как я это делаю, распростершись по мне своим голым телом и удерживая руки, словно я б мог с их помощью сжульничать. И каждый раз заливисто хохотала, протягивала робко палец и касалась уха, как будто это мог быть оптический обман. Бригада клоунов на арене цирка и то б не могла вызвать ее такое веселье.
…Помню, как она содрогалась от оргазма, почему-то стараясь приглушить вырывающиеся крики и стоны, вызывая умиление и неподдельную нежность, желание слиться с ней и оградить от невзгод непростой жизни и жестокой к ней судьбы.
…Помню, что она много курила, и пепельница была усеяна кучей ее окурков с белым фильтром, среди которых парой-тройкой желтели мои. И ее нехороший кашель…
…И помню тот страшный день, когда вернувшись домой после долгой отлучки и несколько раз не сумев вызвонить Ольгу по сотовому, решился позвонить своей бабуле на домашний. Шила в мешке не утаишь, особенно за полгода, с весны по осень, и баб Аня о чем-то знала, о чем-то своей женской проницательностью догадывалась. Заплакала в трубку:
- Ой, Геночка, беда-то какая! И мы тут метались, и Рая с Валеркой, и родители ее приехали, да уже поздно было, не смогли ничем помочь, ушла девочка.
- Куда ушла? Менты забрали, что ли? Или родители увезли?
- Нет, не увезли. Здесь похоронили.
Сильно заболело сердце. Второй раз в жизни.
- На каком?
- От деда твоего … - объяснила. – Или в церковь сходи, помолись, свечку поставь, поплачь, легче станет, Генка, Геночка мой родненький. Вот беда-то, Господи!
Я не пошел в церковь. Я поехал на кладбище. Лил ледяной дождь, шорох опавших листьев нагонял тоску, грязь хлюпала и чавкала под ногами, осень сдавалась зиме, природа готовилась к очередной своей смерти до весеннего воскресения. Природа-то весной воскреснет, а Оля?
Две бродячие собаки, радостно виляя хвостами, подбежали ко мне, но учуяв, что в руках у меня не съестное, а цветы, разочарованно отошли. Сторож хотел что-то сказать, но увидев мой потухший взгляд и стекающие за шиворот струи воды, молча открыл калитку.
А вот и Оля. Холмик, венки, цветы: живые уже завяли, а искусственные в венках как живые – дождь их отмыл и очистил. Православный крест, табличка с именем и датами. Мозг на автомате вычисляет. 22 года и 2 месяца. Ровно. Спи спокойно, моя недолгая радость!
Поправив в последний раз цветы, я поднялся с колен, отряхнулся как смог, поцеловал крест. Еще раз кольнуло сердце, уже слабее. Я шевельнул ушами, надвинул капюшон плаща и отдал могиле честь.
ноябрь 2013 г.
51. Девочка-Лето
А вот эта фотография, лежащая в укромном месте под завалами распечаток и устаревшей документации, на другие три не похожа. На ней – не индивидуальный фотопортрет женщины, готовой к тому, что сейчас фотограф нажмет кнопку и «вылетит птичка», а выхваченный миг почти официального мероприятия. Во главе стола стоит с рюмкой в руках, произнося длинный тост с перечислением достижений организации и сотворенных ею благотворительных дел, начальница-иностранка, очень похожая на Ангелу Меркель пожилая женщина. По ее правую руку сидит, внимательно смотря начальнице в рот, переводчица: юная девушка 22-23 лет, жгуче-южной наружности, с кукольно-красивым личиком. По левую – скромно опустив очи долу, но внимательно прислушиваясь к переводу, и готовая в любой момент исправить ляп коллеги, ее секретарь-референт: девушка не столь юного возраста (27-28 лет), не столь вызывающе лубочно-красивая, но привлекательная спокойствием и умиротворенностью. По обе стороны стола сидят сотрудники организации: кто с показным вниманием слушает перечень достижений, кто с напускным равнодушием ищет взглядом, какую бы закуску подцепить на вилку после того, как будет выпита рюмка, и только в самом конце стола, попавши в кадр частично, блестит лысина и торчит нос единственного приглашенного участника: меня, опершегося подбородком на руку, и пристально смотрящего на троицу женщин во главе стола.