— Я вашему начальнику позвоню, — заявила она. — Крючкову Владимиру Александровичу. Он знает, что мой папа честный человек! Они с папой не первый год знакомы. Владимир Александрович разберётся.
— Очень мудрое решение, — сказал я. — Обязательно побеседуйте с Крючковым. А сейчас, пожалуйста, без лишних эмоций. Ведь вы же дочь генерала, а не базарная баба. Следуйте за мной, Александра Витальевна.
Лебедева подхватила с полки сумочку, повесила её на плечо.
Посмотрела мне в лицо и прошипела:
— «Базарную бабу» я вам ещё припомню, Дмитрий Иванович. Это я вам обещаю.
Она поправила волосы.
— Ведите, Нестеров, — сказала она. — Не бойтесь: за границу я не сбегу.
Я кивнул и зашагал по коридору в сторону противоположную той, где курили в тамбуре «студент» и «пенсионер». Оглянулся — Лебедева следовала за мной. Александра шла с высоко поднятой головой, хмурила брови и посматривала на меня с нескрываемой неприязнью. Я снова подумал о том, что Паша Бондарев её не зря расхваливал: Лебедева действительно красавица.
Рядом с комнатой проводника я шагнул к окну — жестом велел, чтобы журналистка шла вперёд. Александра пренебрежительно скривила губы, продефилировала к выходу из вагона. Я направился за ней следом. Выдерживал дистанцию в три шага. С интересом рассматривал фигуру Лебедевой уже с другой стороны — с которой Александра выглядела ничуть не хуже, чем с предыдущей.
Теперь я оценил и её фигуру, стройность которой не прятал, а лишь подчёркивал бежевый в мелкий цветочек ситцевый сарафан. Классические девяносто-шестьдесят-девяносто. Рост примерно метр и семьдесят сантиметров (на пару десятков сантиметров ниже меня теперешнего). Гладкая и шелковистая загорелая кожа, будто Лебедева ехала сейчас не из Волгограда, а с морского курорта.
В тамбуре следующего вагона журналистка обернулась. Вопросительно взглянула на меня.
— Идите до первого вагона, — скомандовал я.
Лебедева дёрнула плечом.
Под перестук колёс поезда мы с Александрой брели по заполненным пассажирами вагонам. Вдыхали букеты не самых приятных запахов, слушали обрывки чужих разговоров. Детский плач, бренчание гитарных струн, женский смех, громкий мужской бас — всё это поочерёдно сопровождало нас в пути. Как и мелькание зелени за окнами (деревья, кусты, густая высокая трава).
В первом вагоне Лебедева снова остановилась.
— Первое купе, — сказал я. — Первое и второе места.
Журналистка хмыкнула, но промолчала. Побрела мимо изнывавших от жары пассажиров. Я поглядывал по сторонам. Видел, что люди общались, читали газеты и книги, играли в карты и в шахматы. Ожидаемо не заметил никаких смартфонов, планшетных компьютеров или ноутбуков. В пятом купе мужчина колдовал над радиоприёмником, а во втором ребёнок пиликал игрой серии «Электроника».
Лебедева снова остановилась.
— Что дальше? — спросила она.
Я указал ей на нижнюю полку, где заблаговременно расстелил постель.
— Присаживайтесь, Александра Витальевна.
Лебедева послушно опустилась на край полки, сложила руки на колени. Мазнула внимательным взглядом по лицам наблюдавших за нами пассажиров. Тут же снова нахмурилась и тяжело вздохнула.
Я склонился над ней и строго потребовал:
— Никуда не уходите с этого места, Александра Витальевна. И не пытайтесь сбежать. За вами наблюдают.
Лебедева стрельнула глазами в женщин, что щёлкали семечки и посматривали на нас со своих «боковушек».
— Ждите меня здесь, Александра Витальевна, — сказал я. — Располагайтесь. Скоро я к вам вернусь.
Я отодвинул дверь, заглянул в купе — «студент» и «пенсионер» при виде меня замолчали. Иннокентий Николаевич (не глядя, но и не очень ловко) нарезал ножом копчёную колбасу. Павел Дружинников жевал бутерброд, размешивал сахар в стакане с чаем.
Мужчины дружно взглянули поверх моего плеча.
Я шагнул к столу и взял сразу два куска колбасы. Прожевал их. Кивнул.
Заявил:
— Неплохо. Очень даже. Вкус туалетной бумаги совсем не заметен.
Павел оставил в покое ложку и потрогал указательным пальцем прыщ на своём лице.
— Какой бумаги? — спросил он.
В окно купе заглянуло солнце, заставило нас сощуриться.
— Туалетной, — повторил я. — Не слышали об этом? Это же общеизвестная легенда! О том, что в Советском Союзе дефицит туалетной бумаги именно потому, что вся она уходит на приготовление колбасы.
«Студент» с опаской взглянул на остатки своего бутерброда.
— Правда, что ли? — спросил он.
Павел посмотрел сперва на замершего с ножом в руке «пенсионера», затем снова на меня.
— Враньё, — авторитетно заявил я, — и гнусные происки империалистов. Туалетная бумага сейчас в дефиците, чтобы мы чаще покупали газеты и книги. Ведь СССР — самая читающая страна в мире!